— На счастье и на достаток. Богатства не желаю. Люди часто из-за него душу теряют, а врач без души — это узаконенный убийца. — Добиваю я.
Наверное я перестарался. Тройка тостов прошла, а парочке явно не по себе и они очень хотят уединиться. Вот тут то и понадобился второй пакет.
— Яковлевич, — говорю я, когда эти двое засобирались на выход. — Я тут немного пакетики проверил, что не нужно убрал, но две бутылочки Алазанской долины осталось. Бокалы ваши я тоже туда положил. Они всё равно в подарочном наборе были. А нам с Мариной Николаевной и литра вина хватит. И уж, коль вы собрались нас оставить, то чтобы не нарушать традиции, как-то сложившиеся в медицинской практике, когда врачам дарят горячительные напитки, я решил их соблюсти. Этот коньяк, — я вытащил коробку подарочного набора, из приготовленного для них пакета, — употребляйте только по хорошим поводам. И спасибо вам, что спасли мою жизнь.
И тут Геннадий потёк. махнул рукой накатившую слезу и приобнял меня.
— Ты сам себя береги. Завтра к десяти чтобы был готов! Пойдёшь у меня первым. Все документы уже готовы. Как и просила Зинаида Степановна, я прописал необходимость твоего повторного обследования. К осени я буду уже тут начальником отделения, так что, — он посмотрел в сторону Марины, — отдельная палата на время твоего пребывания у нас в гостях тебе обеспечена. Я тебе это обещаю. И выздоравливай!
Он прижал меня к себе к груди и прошептал на ушко:
— Марину я не заберу. Ей надо как следует отдохнуть, а в случае чего сами управимся.
Потом отстранился и, посмотрев на меня, улыбаясь и одними губами показал:
— Не упускай момент!
Подмигнул, и уже Оксане…
— Пошли?
Та кивнула. Улыбнулась мне.
— Не болей больше.
Щелкнул замок, дверь закрылась, и мы с Мариной остались одни.
Приемник надрывается голосом Пьехи: «в нашем доме поселился замечательный сосед!»
Я молча закрыл дверь на ключ, немного в сторону убрал настольную лампу, подошёл к импровизированному столу и присел рядом с Мариной. Она, молча, только как-то уж больно тяжело вздохнув, прижалась ко мне бочком и положила мне голову на плечо.
— Сорвалась сегодня. Никогда такого не было, а тут… — она опять тяжко вздохнула, хорошо хоть не всхлипывает уже в немом плаче, — надо в отпуск, или увольняться к чертям! Устала. Да и загоняли сегодня, ноги гудят, поясница не гнётся. Вся какая-то разбитая. Вымотал меня этот случай и девчонка почти копия моей Сашки. Как же страшно то!
Я, промолчал, взял по новой бутылку и налил бокалы почти до краёв.
— Давай, за жизнь! — предложил я.
— За жизнь? — она посмотрела мне в глаза.
Хороша, только немного осунулось лицо — морщинки стали заметнее, глаза красные, нос припух немного, но милый овал, улыбка печально-мечтательная, и этот запах от неё — состоявшейся женщины. У каждого есть предпочтения, в том числе и в запахах, но тот, что от неё идёт, даже запах пота, очень на меня возбуждающе действует.
— А, давай! За жизнь! — улыбнулась она, а по приёмнику Любэ крутят, с их шлягером. «Давай за жизнь…», во как попало то! Выпили молча. Её не смущает, что пьёт вино с несовершеннолетним. Меня не смущают ее почти голые коленки, и что она своей большой грудью буквально вжалась мне под бочок. Я аккуратно приобнял её за талию. Помолчали.
— Грустно очень. Я так ждала этого дежурства, — улыбнулась она, — а тут вся разбитая, словно под каток попала, асфальто-укладочный.
Она устало улыбается. И тут меня осенило!
— А давай я тебе массаж сделаю расслабляющий! Вначале ножки, а потом и поясницу разотру. — Предложил я. Предложение, если честно, так себе — ночь, полумрак, двое, мужчина и женщина, и всё, как обычно, начинается у не слишком знакомых людей с массажа, а потом, под действием алкоголя, и на более серьёзное потянет.
Но само по себе предложение, конечно, безобидное.
— Давай, — улыбается она, — а ты умеешь?
Я кивнул, боясь, что это тело, которое я пока не могу контролировать полностью, особенно в моменты сильных душевных переживаний, выдаст голос.
— Тогда я тут на среднюю кровать рядом с твоей лягу, и халатик сниму, но ты свет полностью выключи. А то, как ты мне поясницу растирать то будешь?
Полумрак в палате. Только тусклый свет от окна, но сегодня, увы, новолуние, да и тучами небо затянуто.
Она потянулась на носках, чтобы стройней смотреться и медленно расстегивает пуговицы. Потом, столько же медленно и грациозно, словно пантера перед прыжком, скинула двурукое полотнище.
Как же красиво-то! Даже я, прожженный циник, залюбовался этой фигуркой, и тем, как она двигалась.
— Жмёт в груди! Я всегда на два размера надеваю меньше, чтобы на работе мои тити мне не мешали.
Бюстгальтер упал к ногам.
А вот это уже не честно, мы так не договаривались!
Колышутся очертания больших упругих грудей. Трусики, если их так можно назвать — одно название. Три полоски и посередине, спереди, треугольник, причём из тюльки сделанный, вот же, зараза!
— Кто-то мне массаж обещал? — со смешком в голосе, проговорила великовозрастная проказница.
«Да меня нагло совращают! — я в душе смеюсь. — Ой, как некрасиво! Ну, ложись, мадам, будет сейчас тебе массаж по полной программе».
А что? Богиня говорила как-то, что тренировать свои способности лучше всего на посторонних, а уже потом на себе. Получается, чтобы вылечить себя, мне надо научиться хорошо управлять энергиями в телах других людей, и вот передо мной доступное, очень уставшее тело. Усыпить её мне труда не составит, а там начну гонять её и свою энергию. Думаю, что проблемных участков у неё на теле к этому возрасту скопилось предостаточно. Уж руками я точно почувствую, богиня меня такой диагностике в первую очередь учила.
— Ну что ты? — раздалось с соседней кровати. — Я же замёрзну!
Ну-ну, сейчас мы тебя согреем. Жаль, что совсем не так, как ты сама этого хочешь. Мне вас тоже, госпожа, очень хочется, вот
