— Странный ты какой-то, — наконец выносит она свой вердикт. — Кто к нам впервые попадает, очень подавленным выглядит и всего боится, озирается постоянно. А ты стоишь спокойно. Огляделся только и словно домой попал.
Я удивлёно приподнимаю брови. Вот это да, Шерлок Холмс в юбке, как всё точно определила! И то, что не боюсь тут никого, и то, что едва ли впервые почувствовал себя, что я точно, будто в своё детство попал. Вот только чем тогда занимался, такого я себе теперь позволять не буду. А чем заняться для себя я точно найду.
— Какой есть, — улыбаюсь вновь, — а ты тут давно? — уточняю я.
— С самого рождения, — совершенно не смущаясь, отвечает она. — Тут большинство таких. Вообще странно, что тебя к нам прислали. А-а ты, наверное, инвалид! — утвердительно говорит она.
— Да, в больнице при выписке на комиссии сказали, что послали документы на оформление инвалидности.
— Ты был в больнице? — удивляется она.
— Ага. Авария на дороге. Родители погибли, а меня после четырёх месяцев лечения к вам из Хабаровска прислали.
А разве в Хабаровске нет школ-интернатов и детских домов при них? — удивляется девчонка.
Я же только хмыкаю себе под нос. На редкость умна красавица!
— Есть, но не я так решал, — развожу руками в стороны, — а как у вас со школой, где вы учитесь? — тут же спрашиваю я, чтобы увести разговор немного от себя.
— В соседнем здании. Оно новой постройки. Обычная школа. Смешанные классы. И девочки и мальчики так же, как и детдомовские, и простые дети из семей учатся, — отвечает она, — у нас старый корпус. Его ещё в пятидесятых построили, почти сразу после войны. Тут даже спортзал есть, но он требует ремонта, а потому не работает.
— И стипендию платят? — спрашиваю я.
— Ага, по сто пятьдесят рублей ежемесячно.
— На каждый день? — не поверив, переспросил я.
— Ага, разбежался, у нашего Путина на нас денег нет. Полтораста рубликов в месяц и свободен и не в чём себе не отказывай!
— Но как же на них жить то можно? — удивился я.
— Да как все живут, так и живём. Кормят, одевают. Где жить — есть. Если заболеешь, лечат бесплатно. Кто может, подрабатывают. Кому-то что-то родственники подкидывают, но это редкость. Бедно живут тут люди! — говорит она, кося взглядом на расстегнутый ворот рубашки, а там широченная цепь из золота…
— А в какой класс ты перешёл? В десятый? — с надеждой в голосе спросила она.
Я мотнул головой.
— Нет, всего в восьмой.
И опять этот оценивающий взгляд.
— Жаль!
— А ты красивая! — решил я сделать девушке комплемент.
Та зарделась. Смутившись, глазками хлоп-хлоп и улыбается.
— Спасибо.
Тёмненькая, волосы пока, по-видимому, краской не тронуты. Естественный цвет.
— А как у вас с жильём? — продолжаю я интересоваться житьём-бытьём.
— Туго. Народа много. Второй, самый старый корпус, на ремонте. Пустует, больше чем наполовину. На вечном ремонте. Сколько себя помню, всё его ремонтируют, ремонтируют, но всё никак не отремонтируют. По слухам, пару директоров в начале двухтысячных уволили за растраты, — прошептала она. — Хищение в особо крупных размерах, но воз и ныне там, а теперь и вовсе денег не выделяют. А то, что выделяется, вон, на фасад здания пустили. Какого-то шишку из Москвы ждали, да не приехал, сука. Фасад нам, старшим, красить не дали, все-таки высотные работы, а так все помещения и этот коридор, классы в школе — всё вот этими руками побелено и покрашено. Экономят, гады. Хорошо хоть кормят относительно нормально и то, от смены зависит. Повара разные и им тоже есть хочется.
— Продукты тырят? — удивился я.
— А ты что хочешь? Но у нашей мымры не забалуешь, оттого народ в детдоме, несмотря на её характер, любит эту ведьму, — опять шёпотом, и кивок в сторону двери, за которой скрылся Саня.
«Что-то больно долго они там совещаются насчёт меня. Как бы эта ведьма его не заколдовала, — улыбнулся своим мыслям, — или не съела к херам!»
— А так, не волнуйся, жить можно, хотя вам, пацанам, и сложнее.
О! Чувствую, получу инфу со стороны!
— И почему ты считаешь, что сложнее? — спрашиваю я.
— Дерётесь по всяким пустякам. Группировки разные. Восьмиклассники десятиклассников гоняют, а тут ещё и бывшие выпускники всё никак сюда дорогу не забудут, ну и стращают пацанов. У девчонок, конечно, тоже есть трудности, но, в основном, из-за нехватки денег. Доходит до того, что некоторые, — она посмотрела на меня пронзительным взглядом, — некоторые услуги за деньги на стороне оказывают. Все хотят, чтобы и одеться покрасивее, и телефон получше. В кино сходить, чтобы было на что.
— Полы моют? — уточнил я, типа, не врубаюсь, о чём разговор идёт.
— И это тоже. У нас много таких как ты, — кивок на мой костыль, — а инвалидам стипендия существеннее, чем простым воспитанникам выдаётся. Вот и предлагают услуги по уборке жилых комнат.
— И сколько стоит удовольствие? — уточняю я.
— Двести рублей за четырёхместную. Остальные — сто пятьдесят.
— И куда при надобности обращаться? — спрашиваю я, заинтересовавшись такими предложениями.
— А давай номерами телефонов обменяемся. Понадобится, ты только позвони, всё организуем! — смеётся она.
— И по остальным услугам тоже? — решил я похулиганить.
Внимательный взгляд зелёных глаз.
— Прайс услуг есть, но он для избранных, и у кого деньги имеются. В прайсе не только наши девушки, но и те, кто раньше тут учился. Цены от тысячи.
— За час? — удивился я дешевизне.
— За ночь, но угощения тоже с тебя.
Нифига се, лафа!
— Заметано, по этому вопросу к тебе обращаться? — спрашиваю я.
Снова её взгляд остановился на золотом кресте у меня на груди, а потом переполз на правую руку с печаткой на пальце.
— Организуем, но всё от смены дежурных зависеть будет. Тут свои особенности, — а потом, с усмешкой посмотрела мне в глаза, — ты, вначале, со своими цацками переживи знакомство с Дэсой.
— Это ещё что за зверь такой? — удивился я.
