Я себя, если честно, весьма скверно чувствовал. Я ещё тот ухажёр на костылях, а Алинка… она сразу пресекла мою робкую попытку дать волю рукам. Ну, приобнять хотел. И вот теперь сидим на сухом бревне, когда-то выброшенном на берег во время очередного наводнения. До воды пару метров. Песок.
Воды Амура мутные, поток сильный. Противоположный берег скалистый, полностью заросший непонятной растительностью. Вечереет.
— Как прошёл день? — наконец-то разлепила уста девчонка.
— Сложно, — пожал плечами я. — Провёл первую тренировку. Ребята, вроде, все слушаются, самоотводов из команды пока нет. Да, по большому счету, и нагрузок то не было.
— Ага! — смеётся подруга. — Ленки мне на тебя уже жаловались. Устроил всем кросс, и ведь никто сойти не мог, все боялись опростоволоситься и перед тобой, и перед ребятами. Все жилы рвали.
— Это я заметил, — улыбнулся я, вспоминая перипетии первой тренировки.
— Они почему-то верят в тебя. С твоим появлением в интернате, жизнь у ребят сильно изменилась. Десу к ногтю прижал. Он сейчас со своей сворой тише воды, ниже травы. Не избили их только из-за вашего договора с Илюхой, хотя такие предложения поступают от ребят постоянно. Он многим тут успел плохого по жизни сделать.
Грустно вздыхает. Опять молчим. Комарьё, хоть рядом и растительности почти, нет один песок, грызёт, практически, не переставая. Я тут же Сирию вспомнил. Вот где кайф, но там другие сложности, иногда несовместимые с жизнью, хотя песка тоже хватает.
— Меня сегодня тоже предали! — с надрывом в голосе произносит Алинка…
— Не понял? Тебя что кто-то смог обидеть?
Опять тяжкий вздох мне в ответ.
— И нет и да… — непонятно отвечает подруга.
— Это как? — удивляюсь я.
— Парень, которого считала своим… в общем, в городе, с местной его видела. Под ручку шли, довольные. Благо, он меня не видел.
— Ты с ним встречалась? — спрашиваю я и чувствую, как на душе становится тяжело. Ну, небезразлична, оказывается, мне подружка.
— Он просто одноклассник. В нашей школе учился. А сегодня, — пауза, — в начале Наталья Андреевна сказала, что Лёша заявление на перевод принёс от родителей. В центре учиться теперь будет, а потом я его с этой драной кошкой в городе увидела. Видно, что не родственнички.
М-да, мадридские страсти!
— И что теперь? — спрашиваю я.
А что теперь? — пожимает плечами подруга, — продолжаем жить. Тяжко просто!
И упирается лицом мне в плечо.
Вздрагивает всем телом и плачет…
Вот же ситуэйшин! Я ей что, близкая подружка? Хотя, судя по её статусу в детском доме, перед подружками она бы точно плакать себе не позволила.
А со мной что, можно?! Но, видно, можно, раз ревет навзрыд.
Высвобождаю руки и приобнимаю её за плечи. Она прячет заплаканное лицо у меня на груди.
— Ну, Алинка, забудь ты его! Сестрёнка! Хватит ныть! Он твоего мизинчика не стоит. Найдём мы тебе мужика, не сомневайся! — пытаюсь успокоить я подругу.
В ответ рыдания ещё сильнее.
Очень глупо себя чувствую. Вот что делает с женщинами отсутствие подруг, близких подруг. Так бы с родственником поделилась своим горем, а где его взять, когда его в природе не существует?!
— Ну не плачь, сестрёнка! — шепчу я ей на ушко, поглаживая ладошкой по волосам.
Успокаивается, вроде. Притихла…
Я же не прекращаю своих поглаживаний.
— Ната-ль-я, — икая, пытается говорить моя подружка, — ска-за-ла, что у тебя есть настоя-щая сест-ра?
Произнесла она, наконец-то, трудную в её состоянии, фразу.
Есть, — киваю я. — По линии матери ещё и бабушка с дедушкой имеются, но после этой катастрофы…
И я, сам того не ожидая, выложил ей всю подноготную — и про аварию, и про нахождение в больнице, и о взаимоотношениях с родственниками и с сестрой, в частности, тоже всё рассказал. О том, как меня на бабки хотели кинуть, и о нападении Щербатого тоже упомянул, о деньгах обещанных рассказал и о том, как кинуть меня решили. О том, что всё-таки удалось вырвать бабки, правда, они почти все пойдут на ремонт помещений детского дома. И что этими помещениями, пока здесь живу, распоряжаться буду только я. Весь разговор с Владленом ей выложил, поделился своими задумками насчёт команды, обрадовал, что завтра везу всех, если, конечно, получится, и будут места в транспортном средстве, приобретать спортивную экипировку.
— А как ты собрался команду назвать? — неожиданно спросила, полностью успокоившаяся подруга. И что интересно, она почти лежит на моём плече. — Ведь говорят же, что как корабль назовёшь, так он и поплывёт!
Я задумался.
Вариантов, если честно, у меня было много, но все они как-то не очень мне нравились.
— Я бы Спартаком назвал. И в гербе клуба гладиатора с мечом изобразил бы, на фоне арены.
Смеемся.
А что, мне нравится! — произнесла, пригревшаяся у меня на груди, девчонка. Спартак! Спартак ДВ!
— Почему Спартак ДВ? — не понял я.
— Сокращённо же, Дальний Восток! Чего не понятного-то? Это же элементарно, Ватсон! — отвечает Алинка.
— Ага! — смеюсь я, — у нас свистнули палатку!
Смеёмся.
Помолчали.
— А у меня никогда ни сестрёнки, ни братика не было! — вздыхает вновь подруга. — Интересно, каково это? Я бы никогда со своим братом или сестрой не ссорилась. Никогда!
Не знаю, что на меня нашло в тот момент, наваждение какое-то! Утешить подругу хотелось, плескалась в душе обида, что не рассматривает она меня, как своего парня, и, увы, я не тот, по ком она по ночам в подушку плачет.
Но так хотелось получить именно для себя это чистое создание. Пускай, не как свою девушку — любовницу или жену, пускай хоть так, как родственную душу. Вот поговорил с ней, выговорился, и от прошлых обид на душе легче стало. Будь я в прошлом теле, то те, кто пытался меня надуть, очень бы сильно пожалели об этом. Да и не рискнули бы они так шутить со мной, если быть честным. А тут, и тело моё пока ни о чём, и веса, в глазах взрослых, я почти не имею.
