– Почему на официальный замер не были приглашены представители НКАП?
– Таковы были указания товарища Сталина.
Спор несколько утих, спорить с мнением руководства никто не решился. Через два часа делегация удалилась, оставив кучу окурков в кабинете Филина и двух человек в его приемной. Но у них были подписанные в оперативном отделе НКВД командировочные удостоверения в НИИ ВВС в распоряжение товарища Нестеренко. Фамилия одного была Антонов, второго Лозино-Лозинский. Меня высвистали из третьего ангара, и я впервые посетил собственную «тюрьму» или кабинет.
Филин привел обоих, но приглашал их поодиночке. Глеба Евгеньевича я помню глубоким стариком, приходилось несколько раз пересекаться три года подряд, когда работал на доводке Су-27ИБ. Сейчас ему 31 год, и он работает в Харькове на турбогенераторном заводе, но по авиационной тематике. Он проектировал паротурбинный двигатель для самолета Туполева, который никогда не взлетит. (Много позже эти наработки будут использованы им для другого проекта, атомного самолета, но это будет много позже) Тему НИИ ВВС закрыло на основании тех данных, которые предоставил я. Сидит, губы поджаты, знаю я это выражение у него. Так он всегда показывал свое недовольство.
– Глеб Евгеньевич, мы хотели бы предложить вам принять участие в разработке газотурбинного двигателя с приводом на сверхзвуковой винт в качестве ведущего конструктора.
– Я утопиями не занимаюсь! Меня сняли с перспективнейшего направления работ и предлагают заняться тем, чего быть не может. Разрушаются винты при превышении линейной скорости законцовок в 343 метра в секунду. Это нам еще в институте говорили.
– То есть, вы не желаете выполнять задание Советского правительства под номером 3951/40.
– Я не понял, это что, не личная инициатива, а государственный заказ? И как вы смогли протолкнуть эту утопию?
Про упрямство Глеба Евгеньевича в МАПе легенды ходили, поэтому с наскока его было не взять! И показывать ему фотографии до подписания им допуска «три нуля» нельзя.
– А как вы думаете, почему законцовки разлетаются в щепки.
– Да какие щепки? Сталь гнется!
– А если ее предварительно согнуть?
– Как это: согнуть?
И я вытащил из стола чертеж В-509А-Д7, уже перечерченный в нашем ОКБ. Это был ступор. У него зашевелилась левая рука, когда он видел решение, он всегда начинал сжимать и разжимать пальцы левой руки, непроизвольно. Клюнуло! Ой, клюнуло! И я подвинул к нему бланк допуска.
– Это бланк допуска «Особой Важности», ОВ, его предстоит подписать прежде, чем вы получите возможность познакомиться с материалами.
Глеб Евгеньевич на секунду перевел взгляд на бланк, и вернулся глазами к чертежу, правой рукой доставая ручку из кармана. Сбросил пальцем колпачок, и, почти не глядя, подписал бумажку о том, что больше не принадлежит к обычным людям, и все, на что он может рассчитывать, это заседание особого присутствия при Верховном суде СССР на закрытых слушаниях.
– Тогда еще и заявление о переходе в ОКБ НИИ ВВС СССР на должность начальника отдела движения.
Тут душа очень веселого человека, коим был Лозино-Лозинский, не выдержала, и он усмехнулся.
– Что, двигаться будем со скоростью звука?
– И выше, Глеб Евгеньевич.
Я убрал со стола бумаги, подписал заявление, передал ему и попросил его зайти в соседний кабинет к старшему майору Копытцеву.
– После того, как с ним поговорите, подождите меня в приемной.
– Мы так и не познакомились.
– Святослав Сергеевич. Остальное вам объяснит старший майор. До встречи!
С Антоновым было проще, он, оказывается, был на приеме у Сталина, который пообещал ему собственное КБ, и не в Ковно, куда его собирался сплавить Яковлев, а здесь, в Москве или на одном из новых заводов, девять которых заложили по всей стране еще полгода назад. Единственное условие, которое поставил Сталин: немного поработать во вновь созданном ОКБ НИИ ВВС замначальника ОКБ. Недолго, чтобы познакомиться с новыми требованиями к новой технике и набраться опыта в руководстве конструкторским бюро. Опыта у Антонова хватало, но перечить Сталину он не решился. Дескать, малость посижу, не особо высовываясь, а там глядишь и собственное гнездо начну вить. Я его не стал расстраивать, что он попал, и попал крепко. С бланком новых списков и Лозино-Лозинским направляемся в третий ангар.
– Вот, примерно, то, что Вам предстоит сделать, Глеб Евгеньевич.
– А где обещанные винты?
– Для этой мощности двигателя они избыточны. Самолет летает без них со скоростью 618 километров в час.
– Мне кажется или задняя часть – это «И-16».
– Да, это он. Так что ОКБ будет заниматься земными делами, а вы – перспективой. Требуется турбовинтовой двигатель мощностью до трех тысяч сил, с тремя вариантами отвода отработавших газов: вправо, влево и в обе стороны. Двигателю предстоит стать основным двигателем в нашей авиации в ближайшее время. Особое внимание на начальном этапе уделите лопаткам газовой турбины. Некоторое количество таковых есть в ЗИПе. Такие материалы у нас не выпускаются. Большая часть чертежей выполнена на английском языке и в дюймовом стандарте. Это еще одна сложность. Вам в помощь придается КБ товарища Климова и завод в Ленинграде. Они с турбинами не работали, поэтому и было решено привлечь к этой разработке Вас. Главным конструктором двигателя товарищ Сталин определил Владимира Климова. НИИ ВВС считает, что к ним в обязательном порядке необходимо подключить турбиниста. Мой выбор пал на Вас.
– Постараюсь не подвести, Святослав Сергеевич.
– Климов появится сегодня или завтра. Времени у Вас немного, вон там раздевалка, будем снимать его с машины. А перед этим съездим в инструментальный цех, где готовятся эталоны для винтов, в том числе, и В-509А-Д7, который вы видели у меня в кабинете.
Мы ушли переодеваться, а когда вышли из раздевалки, то увидели Антонова, ходящего вокруг «И-16нм». Увидел нас, замахал руками, и двинулся к нам навстречу.
– Это о нем сегодня до хрипоты спорил наш Нарком?
– О нем, только
