Плюс я знал, как обходились с женами тех, кто не смог угодить всем, в первую очередь, «ему». Маша Нестеренко еще стоит перед глазами. Ее расстреляли за то, что не донесла, и за то, что не верила в предательство мужа. Но как объяснить девочкам, летящим, как бабочки на огонь, на генеральское звание и оклад будущего мужа, что иметь дело со мной – занятие тухлое. Если что пойдет не так у границы, никто глазом не моргнет: виновен! Хотя я отвечаю только за половину дела, техническую. Филин за вторую, тактическую, а ответственность остальных размазана между нами тонким слоем и не видна. А срок этого все ближе и ближе.
Двадцать пятого меня разбудили в пять тридцать. Приехал сам Власик выдергивать меня из койки. Сел со слипшимися глазами на кровати.
– В чем дело?
– Хозяин в Ленинград собрался, приказал тебя с собой взять.
– На хрена, пардон, что я там потерял?
– Климов доложил, что сделал двигатель и поставил его на стенд.
– Ну и что? Мощность он дал?
– Откуда я знаю? Давай, собирайся! Через час – поезд.
Я тяжело выдохнул, устал смертельно, а тут из-за какого-то козла куда-то ехать. Интересно, а где он рений нашел? Там все лопатки им анодированы!
– Николай Сидорович. Давай кофе попьем, а потом нагоним поезд. Быстрее его в Питере будем.
– Слушай, пошел ты! Давай собирайся или я тебя упакую и сам доставлю.
– Ты кофе будешь?
– Буду!
Попили кофе, с коньяком. И тронулись. Что тут ехать? 770 километров. С моим-то двигателем и с моей подвеской! Через некоторое время я понял, что меня очередной раз развели историки! Никакой генерал Мороз под Москвой не отмечался. Действовал совершенно другой генерал: Рюсскидорог. Мы тут на свои дороги ругаемся. Да это – хайвэи! В общем, есть такая станция: Бологое. «Это где-то между Ленинградом и Москвой.» Неподалеку от неё я сдался, как Наполеон или Паулюс. Снизил ход и подъехал к станции, опередив поезд начальства почти на час. Там машину погрузили на платформу, и попытались оттереть от грязи. Безуспешно, хотя еще вчера было минус десять, но сегодня было плюс два. Но на ветру все мгновенно заледенело. Сталин торжествовал: русский левша надрал задницу маловеру и демагогу, а я выслушивал эти сентенции. Смотреть в Питере оказалось нечего, кроме дыр в корпусе двигателя и в потолке испытательного зала. Движок еще до нашего приезда решил немного поразвлечься, и метнул пару лопаток. Пожар удалось быстро погасить. Но двое суток мы потеряли. Почти впустую. Почти, потому что Климова сместили с должности главного, ведущим назначили Лозино-Лозинского, а меня – главным. Вот такая масковско-хохляндская подсидка! Панаехали тут! Рейдерский захват еще одного КБ, теперь в Ленинграде…
Мне, правда, тоже сильно досталось, что я не перехватил управление, но Климов формально выполнил распоряжение Сталина: он регулярно присылал мне отписки о выполнении плана работ, не давая никаких технических подробностей. Имел полное право! Он – главный, а я – надсмотрщик от ЦК.
Сталин устроил допрос с пристрастием Владимиру Климову. Не считая соплей, что, дескать, никакого Никифорова он в глаза не видел и не знает, это – точно! Мы с ним общались буквально полчаса, с ним были ленинградские чекисты, которые меня, Нестеренко по фамилии, лихо отстранили от секретного объекта, все получили, один из них зашел к Филину и получил штамп: «Сдан» и роспись в бегунке. Объект «особой важности» с соблюдением всех условностей и процедур перекочевал из НИИ ВВС на завод Климова в отдельный цех. Там его раздели до оси, сняли все навесное оборудование и начали копировать. Разрезать лопатку у них не получилось. Она покрыта рением, который держит 3186 градусов, и ацетиленовой горелкой его не взять. Лопатку можно раздавить, но этого сделать не решились. Догадались, что две «дырки» служат для подвода-отвода топлива. Образец металла сняли с внутренней части выходного отверстия охлаждения и довольно точно установили процентный состав «стали», как они считали. Образец был сильно загрязнен хром-ванадиевой сталью немецкого сверла, поэтому точного анализа им сделать не удалось. В общем, что исследовали, то и получили. Дальше – больше! Копии навесного оборудования получились удачными. Только два агрегата требуется полностью переделывать, они там вместо металлокерамики обыкновенный фарфор поставили, но это не беда, переделаем. Всего из 12600 деталей двигателя 1140 нуждается в переделке. Я думал, что и половины скопировать не смогут. Нет, справились! Молодцы! Работать он, конечно, не будет, но задел создан мощный! Поэтому, когда из Климова начали лепить «вредителя», я резко восстал, и похвалил усилия бюро.
– КБ Климова сделало невозможное: они создали первый в мире и в СССР турбовинтовой двигатель первого поколения. 300–400 киловатт он выдаст. Это чуть выше, чем ожидаемый порог мощности для двигателя такого веса. Говорить о том, что они, попросту, теряли время не приходится, товарищ Сталин. Турбина не получилась, и уплотнения – тоже, но это мелочи, которые уже преодолел инженер Лозино-Лозинский. Совместными усилиями мы в короткое время достроим 3000-сильный движок. Постановление о создании 1100-сильного двигателя требуется отменить. ВВС в подобном двигателе просто не нуждается. Есть двигатели этой мощности, хоть и уступающие ТРЕ по экономичности, но более дешевые в
