За сборами и делами как-то незаметно пролетели зима и весна. Участковый из Туапсе пару писем прислал: с моей усадьбой всё хорошо. Были бомбёжки, но далеко, участка не коснулось.
Были изменения в мире. После того, как удалось большей частью спасти почти окружённые под Киевом войска, дела двигались живее. Да и Крым наполовину отстояли. Харьковской катастрофы не произошло, но наступление под Курском было неудачное. Точно не скажу, но вроде наши отступали. Видимо, немцы знали о планах советских военных и успели подготовиться. Надеюсь, той катастрофы в моей истории, когда фашисты дошли до Сталинграда, не случится. Немцев уже пробовали на зубок в этом году, когда удачно, когда нет, опыта маловато, но серьезных генеральных наступлений пока не было. Под Курском, как я понял, была репетиция. Неудачная.
За это время я отправил на имя Сталина три письма, всё инкогнито. Каждое последующее было тоньше предыдущих. Больше отправлять не буду: всё, что знал, выложил, выжав себя досуха. Вот и пусть используют эти знания. Это я об истории. Есть ещё многое о техническом прорыве по сравнению с этим временем — думаю пока, отправлять письма или нет. Ведь об оружии ничего такого я не отправлял. Только возможные выверты истории будущего, ну и полезные ископаемые. Думаю, всё же и техническую информацию стоит подать как надо. За время плавания, если будет время, займусь, писчие принадлежности и бумагу для черновиков взял.
Как только начал таять снег, я расконсервировал машину и активно ею пользовался, проблем с горючим не было — мне дали разрешение заправляться в Кремлёвском гараже. Не ожидал, но приятно. Искренне благодарил тамошних сотрудников за обслуживание автомобиля. Помимо этого мне выдали разрешение начальника милиции города Москвы на управление легковым и грузовым автотранспортом, включая мототехнику. Так что проблем с вождением не было. Да, надо дать некоторую информацию по технике будущего, чтобы в тупиковые исследования по этим вопросам не заходили. Я, конечно, не специалист, но кое-что знал…
Пройдя несколько километров по реке от нашей небольшой лодочной пристани, мы подошли к причалу порта и пришвартовались. К сожалению, никто, кроме меня, не умел управлять баркасом. Дед-то ладно, научу, с той обширной практикой, что нас ждала в будущем, он быстро всё освоит, но пока я один мог стоять за штурвалом. Поэтому, когда левый борт баркаса, у которого висели старые автомобильные покрышки, коснулся пирса, я заглушил двигатель и побежал помогать деду. Тот уже перебрался на пирс и закончил швартовку судна. Мы вместе перебросили сходни. Обычно они у нас на корме находились. Димка за всем этим с интересом наблюдал, сидя на крыше рубки, держась одной рукой за небольшой прожектор, сделанный мной на основе судового фонаря, ещё один такой же был на корме, но этот был от ЗИСа и заметно слабее. Двух спаренных автогенераторов, подключённых к мотору, вполне хватало, чтобы питать бортовую сеть судна и прожектора. А два автомобильных аккумулятора позволяли некоторое время всем пользоваться и при заглушённом двигателе.
Оставив Димку на охране, мы взяли бумаги и двинули к управлению порта. Всё, что надо для навигации — разное оснащение, флаг, топливо в бочках, включая карты, — мы получили ещё вчера. Сейчас проведём регистрацию и заберём баржу, которая стояла дальше у берега. Самая небольшая из трёх. Деревянная, борта чёрные от пропитанного дёгтя.
Надолго мы не задержались. Путевой лист, командировочные, они по-другому назывались, но мы их так назвали, ну и сухпай выдали. Вот этого не ожидал, приятно удивили. Выдали прямо в новеньком сидоре.
На борту всё было в порядке, Димка, похоже, с рубки так и не слезал, рассматривая порт в бинокль. Отшвартовавшись, мы направились к барже. Там почти час потратили, чтобы протянуть буксирный конец, снять её с места, маловато нас на такую работу, да и не опытные ещё. И когда наконец стронули не такую и тяжёлую, порожнюю баржу, пошли в сторону Горького. Наше путешествие началось.
Для деда, конечно, это тяжело, хотя он и бодрился. Поэтому я планировал его использовать в основном как рулевого, главное, внимательно смотреть по сторонам, а он на зрение не жаловался, и вести по фарватеру. Я и сам по сторонам глядеть буду. Со временем он научится чувствовать судно и с грузом на прицепе, получит нужный навык. Я специально сделал так, что у штурвала можно как стоять, так и сидеть: тут полка откидывается, и получается мягкое кожаное сиденье. Ноги-то не казённые. Естественно, вблизи разных портов или в шлюзах всё управление на мне будет, но основной путь, по рекам, — его. Мы это ещё на стадии подготовки обговорили, чтобы тот знал основные свои обязанности. Номинально-то именно он числится капитаном, и даже сдавал на право управления подобными маломерными судами, а по факту всё на мне. Так что, когда Москва осталась позади, мы так по-тихому и потрюхали на среднем экономичном ходу в сторону канала Москва — Волга.
Дед всё это время стоял рядом и внимательно слушал, что я говорю, наблюдая за моими действиями. Когда прошло встречное судно, небольшой экскурсионный пароходик с заваленной мешками палубой, я уступил ему место у штурвала. Показывал ориентиры на берегу, вехи, специальные знаки, бакены. Запомнить не сложно, дед действительно помнил, чему я его учил, и, когда я оставил его в рубке, опустил сиденье и, поглядывая через обзорные окна по сторонам, стал править. Димка тут же шмыгнул к нему, а я занялся делами. Проверил, как привязаны бочки на корме, это наше топливо на весь путь с возвращением. Потом достал швабру и отдраил палубу. После спустился в каюту отдохнуть.
Нам дали максимальный срок, чтобы добраться до Горького с неопытной командой, а других и не было. Десять дней, на мой взгляд, перебор, я рассчитывал на шесть-семь с учётом того, что с наступлением темноты мы будет подходить к берегу и вставать на якорь со стояночными огнями — нам выдали две масляные сигнальные лампы и запас топлива для них. Должны успеть раньше крайнего срока.
Отдохнуть мне дали часа два. Мы уже шли по каналу, приближаясь к первому шлюзу, когда в каюту заскочил взъерошенный Димка — он у нас юнга на борту, на посылках сейчас — и воскликнул:
— Сашка, там самолёт! Деда говорит
