Сегодня Вестовер больше стремится к тому, чтобы готовить девочек к поступлению в лучшие колледжи, чем к тому, чтобы быть конечным образовательным звеном для богатых юных леди. Директор школы, Анн Поллина, раньше была учителем математики, которая к моменту нашего знакомства управляла школой вот уже 15 лет. Она была настоящим реформатором, который хотел модернизировать дух старого заведения. Я пришел посмотреть на один из факультативов. Его спонсором была благотворительная организация под названием Invest in Girls, и тут должны были обучать навыкам обращения с финансами. В отличие от похожих программ, на которых учат обращению с деньгами, здесь готовили к тому, чтобы девочки потом работали с финансами. Программы, подобные этой – целевые, специфические, уникальные, очень важная рекламная часть частных школ. Они служат тому, чего жаждут родители – дать детям дополнительные преимущества в жизни, которые не были бы настолько же нечестными, как использование своего влияния, чтобы дать им место в колледже или работу. «Мы хотим помочь понять, что женщины делают в бизнесе, – сказала мне Поллина. – Мы хотим помочь им увидеть то, что женщины делают на самом деле». Она одинаково гордилась и другими нововведениями в школе, например, программой «Женщины – ученые и инженеры», и другой программой, позволяющей школам делиться разными академическими специальностями. Дети и взрослые, участвующие в гонке за колледж, ценят подобные преимущества и чувствуют, что частные школы могут помочь больше, чем даже самые лучшие государственные школы. Хоть ни одна из школ и не гарантирует поступления в лучший колледж, а тем более в учебное заведение Лиги Плюща, людей все равно привлекает то, что кто-то из выпускников смог этого добиться.
В аудитории Вестовера меня поразили любознательность девочек и готовность задавать любые вопросы. Никто не стеснялся и не боялся того, что их вызовут к доске, по крайней мере в классе. Они пришли сюда, чтобы выучить то, что, как им казалось, было нужно, или то, что им не смогли объяснить родители. «Моя мама всегда хотела научить меня обращению с финансами, – сказала мне после окончания урока Кейли Тэллон, у которой с восьми лет есть счет в банке и которая хочет стать врачом. – Когда эта программа только появилась, я очень сильно захотела к ней присоединиться. Не хочу, чтобы после окончания колледжа получилось так, что я не знаю, как управлять деньгами». Гэбби ДеБартоломео дала мне более детский ответ: «Я решила записаться сюда, потому что моя мама работает в маркетинге, а папа продает всякие штуки Verizon. Я никогда не понимала, чем они занимаются». И все же она понимала, что интернатура в сочетании с программой может расширить ее представление о карьерных возможностях. «Я думаю, что хочу стать врачом, но я не хочу в двадцать лет оглядываться и думать, что лучше бы я стала адвокатом или занялась бизнесом». Такие ответы, искренние, неприкрашенные, какие бывают только у 16–17-летних, давались на вопросы о программе. Но я увидел также взрослых, любопытных студентов, которые учатся тому, что и взрослые не всегда понимают. Много ли школьников уже волнуются о том, как они будут себя чувствовать, когда будут в три раза старше? Для других такие предложения могут многое сказать об огромных преимуществах, предлагаемых частными школами, – например, о том, что дети учатся смотреть на жизнь иначе. Подобные возможности могут быть самым важным в частной школе или быть важным показателем разницы между богатыми и бедными, ведь такая мудрость не бывает бесплатной. Вестовер стоит 47 000 долларов в год за обучение, комнату и проживание – больше, чем многие колледжи второй волны. Готовность платить за частное обучение такую значительную сумму денег показательна, однако мы не можем определить склад ума этих людей, а потому не можем и сказать, кто из них находится на верной стороне тонкой зеленой линии. На самом деле это не так просто, как сказать, что разница в том, что кто-то платит за школу, а кто-то нет, даже при наличии такой возможности.
Моя любовь к частному образованию достаточно предвзята. Я чувствую, что очень многому в своей жизни обязан четырем годам в академии Уилбрахам и Монсон, хорошей, но не лучшей частной школе. Учителя этой школы не только создавали некий дух школы и ее среду, но направили меня в такую жизнь, о которой я не мог и подумать. До поступления в академию я жил во временами опасном районе с низким доходом. Я много весил, у меня было мало друзей, да и тех я бы сегодня не стал искать. Но академия показала мне что-то лучшее. Это было несложно. Учителя моей средней школы в Лудлоу, Массачусетс, были похожи на персонажей кампании против учительских профсоюзов. Я никогда не забуду мой первый урок по обществознанию в седьмом классе с учителем, который хотел, чтобы его называли мистер Ти-Жирный. Большую часть урока он объяснял нам, как открыть учебник, чтобы не сломать корешок. Я не могу припомнить ни одного из множества фильмов, которые он нам показывал, однако я все еще вижу, как он храпит и трясется за своим столом. В Уилбрахам и Монсон моя ученическая жизнь эволюционировала от «Полицейской академии» до «Общества мертвых поэтов». Я всегда буду благодарен консультантам по финансовой помощи, которые помогли мне быть наравне и в итоге превзойти гораздо более богатых студентов.
Я сам не буду ждать, пока мои дочери
