– Акиду Черноиванову поклон от меня, а тебе и твоим людям – удачи. Честно говоря, я думал, вас будет больше, – произнес Абдурахман, бросив взгляд на группу.
– А нам больше никого и не надо. Мы привыкли не числом, а умением побеждать, – ответил Радиолов в спину Абдурахману, который уже развернулся и двинулся в сторону города, туда же, куда следовало идти и «волкодавам». Длинные ноги позволяли сирийцу идти быстро, но капитан и не думал догонять его. Абдурахман наверняка пойдет открыто по улицам города, где его знают и где ему ходить не возбраняется. А «волкодавам» необходимо будет передвигаться по развалинам домов. Путь на карте спутниковой съемки командир группы себе наметил заранее и хорошо помнил его. В крайнем случае он всегда мог вытащить из большого накладного брючного кармана ту самую карту и проверить правильность своего пути…
– Шагай быстрее… – Автоматный ствол неприятно ткнул в спинной хребет.
– Ноги у тебя еще не отсохли, надеюсь… – добавил к словам капитана Сахима и майор аль-Хабиби. – Тебе еще долго, думаю, идти придется. Я хочу тебя с генералом Сухелем познакомить. Лично ему и расскажешь, как ты хотел его с русскими поссорить. Мне почему-то кажется, что такая мысль не понравится ни самому генералу, ни его союзникам.
Полковник Цитукас, как он стал мысленно называть себя сразу после того, как «власть переменилась», ставил себе в заслугу умение признавать поражения. И сейчас он свое поражение признал, считая, правда, его временным. Но признать поражение – это еще не значит сложить оружие. Полковник был уверен, что ему подвернется случай, которым он воспользуется, и снова все встанет на свои места.
– Зря я отговаривал амира Роухана… – покачал он головой, бросив через плечо взгляд на капитана Сахима.
– От чего ты его отговаривал? – самодовольно поинтересовался капитан, неуверенно переставляя ноги на битом кирпиче, потому что шли они не по улице, а по развалинам квартала, соседствующего с относительно целыми домами.
– Амир хотел тебя расстрелять, а я отговорил, сказал, что ты еще сгодишься. Знал бы, как дело обернется, сам бы попросил вас двоих расстрелять.
– А чем я тебе не угодил? – спросил полковничью спину майор аль-Хабиби.
– Тем, что ты сейчас здесь командуешь. Ты – а должен командовать я.
– Вот и будешь изображать из себя командира, когда в гостиницу войдем. При первой попытке что-то против нас предпринять тебя ждет пуля. Имей в виду, стреляю я без промаха из любого положения, даже лежа под одеялом.
– Ракетами ты, может быть, и умеешь стрелять, а вот из другого оружия – едва ли…
Цитукас был уверен, что ему противостоят два офицера ПВО, и потому не воспринимал их всерьез. Он, профессиональный разведчик, полковник, случайно «прокололся», включив на трубке громкоговоритель. По большому счету даже не он сам допустил ошибку, а ошибку допустил там, в Париже, мистер Греми, так нелепо погибнув под колесами автомобиля. А полковника Цитукаса подвело желание прихвастнуть, показать всем, как он может распоряжаться жизнью и судьбой даже незнакомых ему людей, которых он в жизни ни разу не видел. Но, несмотря на эту ошибку, он все же остался профессиональным разведчиком со специальной подготовкой. И не будь сейчас у этих сирийцев оружия в руках, не будь за спиной предателя Абдурахмана, он сумел бы им доказать, чего он стоит. Один бы уложил голыми руками двоих сирийских офицеров ПВО. Для того он и проходил специальную подготовку. Именно для такого случая. Но этот случай еще не созрел окончательно. Однако он обязательно созреет. Полковник не говорил майору с капитаном, что рядом с часовым в коридоре должен находиться, вероятно, еще и бывший сельский ветеринар Хашим, на которого надежды, по правде говоря, возлагать не стоило, но он мог бы отвлечь внимание на себя, позволив полковнику что-то предпринять. На часового в коридоре надеяться следовало еще меньше. Его, скорее всего, быстро пристрелят. Тем более что Абдурахман уже успел предупредить сирийцев о наличии часового в коридоре.
Вообще-то вариант с часовым стоило основательно продумать, как использовать его с пользой для себя. Полковник посмотрел на часы, нажав сбоку кнопку подсветки: до смены часового оставалось еще десять минут. Смену приведет «разводящий». Хорошо, если с ними, как иногда случается, придет и начальник караула. Если часового убьют, они поднимут тревогу. И тогда, стоит надеяться, появится возможность на освобождение. Да, это Цитукас хорошо придумал. Пожертвовать часовым ради собственной свободы – это вполне нормальный вариант.
Абдурахман, пошептавшись о чем-то с майором аль-Хабиби, свернул в сторону и вышел из развалин дома на улицу.
– Что вы часовому в гостинице скажете? – придавая голосу нотки насмешливости, спросил полковник.
– А что мы ему должны сказать? – поинтересовался капитан Сахим.
– Дураков на такие посты не ставят. Часовой сразу сообразит, что к чему, и поднимет тревогу. Просто позвонит в караульное помещение, и вас уже из гостиницы не выпустят живьем. Только выволокут за ноги ваши трупы.
– Я не понял, господин Кокс, – остановился вдруг Гиваргис. – Вам так понравился вариант с собственным пленением, что вы предупреждаете нас об угрозе? Предупреждаете, что вас могут освободить, а нас убить? Так я вас понимаю? Мне как-то изначально показалось, что это вам не слишком понравилось. Наверное, я сильно в вас ошибся.
«А этот сирийский майор не совсем глуп, – подумал Цитукас, – так легко нашел противоречие, которое сам я не заметил второпях. С ним следует быть осторожнее».
– Нет, коллега, я никого не предупреждаю. Я просто опасаюсь, что развернется перестрелка, в которой я пострадаю в первую очередь. Есть среди часовых один тип, который, судя по глазам, сначала стреляет и только потом думает, следовало ли ему стрелять. Боюсь, именно он недавно заступил на пост.
– Вы только что сами говорили, господин майор, что на такие посты дураков не ставят. Вы опять себе противоречите…
– А я разве назвал часового дураком? – раздраженно передернул плечами Цитукас. – Я только сказал о его подозрительности. Может быть, излишне образно эту подозрительность обрисовал, конечно. Но каждый понимает по-своему. Я думал обрисовать одно, вы поняли это по-своему и, на мой взгляд, излишне извращенно.
Они вышли через разбомбленный квартал в торец гостиничного здания, с той стороны, где у здания отсутствовала стена. Здесь можно было бы и войти, но Абдурахман заранее предупредил, что все подходы плотно заминированы, так плотно, что пройти с этой стороны и не взорваться практически невозможно.
В самой гостинице на первом этаже сидела женщина-дежурная, обычно одна и та же. Вероятно, она и жила здесь же, потому что никто ее не менял на этом посту, и выдавала ключи редким постояльцам. В гостинице в связи с военным временем постояльцы вообще были редкостью. Дежурная в любом
