Суть предыдущей главы состояла в том, чтобы показать, как, оглядываясь на себя из будущего, мы ужаснемся своим сегодняшним деяниям и своей научной слепоте. А основная задача этой – рассказать, какова вероятность того, что мы когда-нибудь, оглянувшись назад, не сможем взять в толк, почему, кого и что мы так ненавидели.
Дэниел Дэннет (уже упоминавшийся выше) попытался представить себе сюжет, в котором некто подвергается операции без анестезии, но зато точно знает, что после операции он примет лекарство, которое сотрет из его памяти все следы об этой неприятности. Ослабнет ли боль, если мы знаем, что забудем о ней? И произойдет ли то же самое с ненавистью, если мы знаем, что она поблекнет со временем и что общность Своих и Чужих перевесит различия? А если мы знаем, что иногда для успешной борьбы с ненавистью даже и времени особого не требуется? Ведь 100 лет назад, в самой середине кровавой бойни именно это и происходило. Философ Джордж Сантаяна как-то высказал мысль настолько мудрую, что она разошлась по миру и превратилась в клише: «Кто не помнит своего прошлого, обречен пережить его вновь». В контексте последней главы мы должны перевернуть мысль Сантаяны с ног на голову: те, кто не помнит поразительных затиший окопной войны, кто не знает о Томпсоне, Колберне и Андреотте или о том, какой трудный путь ко взаимопрощению преодолели Абэ и Фиске, Мандела и Фильюн, Хуссейн и Рабин, кто не вспоминает о духовной победе Джона Ньютона над своими заблуждениями, кто отказывается от достижений научного знания, которое учит нас, как повысить вероятность подобных событий, – кто не помнит всего этого, тот, наверное, «обречен не пережить» это обнадеживающее прошлое вновь.
Эпилог
Мы охватили изрядное количество основополагающих тем, а некоторые из них обсуждали по нескольку раз. Перед тем как сделать два последних замечания, имеет смысл кратко очертить пройденное.
Первое, что очень важно помнить: практически каждый научный факт, изложенный в этой книге, представляет средний результат каких бы то ни было измерений. Изменчивость имеется всегда, и часто самое интересное заключается как раз в этих отклонениях. Не у всякого человека при виде Чужого активируется миндалина; не всякая клетка дрожжей прилипает к другой с аналогичным поверхностным белком. Но в среднем происходит именно это. Постоянно держа в голове данное правило, я везде в книге использовал смысловые вариации на тему «среднего» – «типичный», «обычно», «как правило», «часто», «имеет тенденцию», «в общем случае», и эти вариации, как я обнаружил, появляются на страницах книги более 500 раз. А наверное, нужно было употреблять их еще активнее, чтобы это уж точно не забылось. Какую бы науку вы ни взяли, всегда есть индивидуальные различия и интересные исключения.
А теперь по списку без определенного порядка:
а) Лобная кора помогает сопротивляться соблазну и способствует выполнению более трудного, но более достойного, правильного действия, и это здорово. Однако получается гораздо эффективнее, когда эта более достойная задача выполняется уже настолько автоматически, что перестает быть трудной. И проще всего избежать соблазна, если переключиться и пересмотреть свою точку зрения – а не использовать волевое усилие.
б) Мозг обладает высокой пластичностью, что поистине замечательно. Но в этом нет ничего удивительного, потому что в противном случае он просто не будет работать.
в) Несчастливое детство оставляет шрамы повсюду – от ДНК до проявлений в культуре, и они остаются надолго, на всю жизнь, а иногда даже на несколько поколений. Однако последствия детских несчастий обратимы в существенно большей степени, чем принято считать. Но чем дольше тянуть с коррекцией, тем труднее потом сгладить болезненный эффект.
г) Мозг и культура эволюционируют согласованно.
д) То, что на интуитивном уровне воспринимается сегодня бесспорно нравственным, моральным, совершенно не обязательно виделось таковым в прошлые эпохи. Многое из ныне принятого изначально было непозволительными рассуждениями.
е) Как правило, биологические факторы (к примеру, гормоны) не являются непосредственной причиной поведения, они в основном настраивают и повышают (или понижают) чувствительность к внешним стимулам, которые лежат в основе поведенческого акта.
ё) Рассудок и эмоции всегда взаимодействуют. Интереснее всего, когда одно из них берет верх над другим.
ж) Гены по-разному проявляют себя в разных условиях; под влиянием одного и того же гормона человек добреет или ожесточается, все зависит от ситуации; эволюция не знает таких качеств, как эгоистичность или альтруистичность или что-то еще из этой серии; мы эволюционировали, чтобы в определенных условиях поступать определенным образом. Контекст, и еще раз контекст.
з) С позиции биологии пылкая любовь и пылкая ненависть не противостоят друг другу. Им обеим противостоит безразличие.
и) Подростковый возраст показывает, что самая интересная часть мозга эволюционировала так, чтобы меньше зависеть от генов и больше – от собственного опыта. Мы таким способом учимся – с помощью контекста, и еще раз контекста.
к) Иногда полезно установить условные границы в непрерывном ряду. Но нельзя забывать, что границы эти – условные.
л) Мы зачастую больше настроены на ожидание удовольствия и погоню за ним, а не на переживание самого удовольствия.
м) Нельзя понять агрессию, не понимая, что такое страх и какое отношение к ним обоим имеет миндалина.
н) Влияние генов не подразумевает неотвратимых следствий, оно задает возможности и тенденции. И сами по себе гены ничего не определяют. А взаимодействие генов и среды определяет, наоборот, все. Эволюция больше нацелена на изменение регуляции работы генов[527], а не их самих.
о) Мы неосознанно делим мир на Своих и Чужих, предпочитая Своих. И представление, кто есть кто, под внешним воздействием может измениться легко и практически мгновенно.
п) Мы не шимпанзе и не бонобо. Мы не относимся ни к классическим моногамным, ни к классическим турнирным видам. Эволюция сформировала из нас нечто среднее между этими и другими категориями, по которым группируются другие животные. Наш вид отличается большей пластичностью, гибкостью. И потому наша социальная жизнь более запутана и сложна, сильнее насыщена недостатками и неудачными поворотами, чем у других видов.
р) Наш гомункулус-то голый.
с) В то время как традиционная жизнь сообществ охотников-собирателей, длившаяся сотни тысяч лет, может, и была немного скучноватой, кровь при этом не лилась безостановочно рекой. С тех пор как мы в основном отказались от их образа жизни, было придумано множество нового. Одно из наиболее интересных «изобретений» состоит в том, что мы научились жить в окружении чужаков и действовать анонимно.
т) Высказывание «биологическая система работает хорошо» лишено оценки; необходимы самодисциплина, напряженная работа и волевое усилие, чтобы сделать как что-то прекрасное, так и что-то ужасное. То, что мы понимаем
