Большая книга славянской мудрости

признаюсь, редко слыхивал подобный голос: он был слегка разбит и звенел, как надтреснутый; он даже сначала отзывался чем-то болезненным; но в нем была и неподдельная глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь. Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны. Песнь росла, разливалась. Яковом, видимо, овладевало упоение: он уже не робел, он отдавался весь своему счастью; голос его не трепетал более – он дрожал, но той едва заметной внутренней дрожью страсти, которая стрелой вонзается в душу слушателя, и беспрестанно крепчал, твердел и расширялся. <…>

Он пел, совершенно позабыв и своего соперника, и всех нас, но, видимо, поднимаемый, как бодрый пловец волнами, нашим молчаливым, страстным участьем. Он пел, и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль

И. Тургенев, «Певцы»

По степени большего или меньшего уважения к труду и по уменью оценивать труд… соответственно его истинной ценности – можно узнать степень цивилизации народа.

Н. Добролюбов

Романтика и реализм

Не раз и не два за свою жизнь мы сталкиваемся с выбором: проявить практичность или разрешить себе немножко помечтать. Реалисты всегда твердо стоят на земле, планируют все наперед, не строят воздушных замков, а успешно обустраивают хозяйство, в котором все привычно и прочно налажено. Романтики смотрят на мир сквозь розовые очки, витают в облаках и идут вперед, ведомые, порой, смутными мечтаниями, а не четкими представлениями о том, чего хотят добиться. Какой подход к жизни будет правильным? Как ни странно, оба. Славянская душа всегда умела сочетать в себе романтику и практичность, и оттого всегда наш народ жил по-настоящему мудро, возделывая землю, но не забывая о звездах.

* * *

«Я в этот день пошел на охоту часами четырьмя позднее обыкновенного и следующие три дня провел у Хоря. Меня занимали новые мои знакомцы. Не знаю, чем я заслужил их доверие, но они непринужденно разговаривали со мной. Я с удовольствием слушал их и наблюдал за ними. Оба приятеля нисколько не походили друг на друга. Хорь был человек положительный, практический, административная голова, рационалист; Калиныч, напротив, принадлежал к числу идеалистов, романтиков, людей восторженных и мечтательных. Хорь понимал действительность, то есть: обстроился, накопил деньжонку, ладил с барином и с прочими властями; Калиныч ходил в лаптях и перебивался кое-как. Хорь расплодил большое семейство, покорное и единодушное; у Калиныча была когда-то жена, которой он боялся, а детей и не бывало вовсе. Хорь насквозь видел г-на Полутыкина; Калиныч благоговел перед своим господином. Хорь любил Калиныча и оказывал ему покровительство; Калиныч любил и уважал Хоря. Хорь говорил мало, посмеивался и разумел про себя; Калиныч объяснялся с жаром, хотя и не пел соловьем, как бойкий фабричный человек… Но Калиныч был одарен преимуществами, которые признавал сам Хорь, например: он заговаривал кровь, испуг, бешенство, выгонял червей; пчелы ему дались, рука у него была легкая, Хорь при мне попросил его ввести в конюшню новокупленную лошадь, и Калиныч с добросовестною важностью исполнил просьбу старого скептика. Калиныч стоял ближе к природе; Хорь же – к людям, к обществу; Калиныч не любил рассуждать и всему верил слепо; Хорь возвышался даже до иронической точки зрения на жизнь. Он много видел, много знал, и от него я многому научился. <…>

Но Хорь не все рассказывал, он сам меня расспрашивал о многом. Узнал он, что я бывал за границей, и любопытство его разгорелось…

Романтическая настроенность не позволяет человеку быть лживым, невежественным, трусливым и жестоким. В романтике заключена облагораживающая сила.

К. Паустовский

Калиныч от него не отставал; но Калиныча более трогали описания природы, гор, водопадов, необыкновенных зданий, больших городов; Хоря занимали вопросы административные и государственные. Он перебирал все по порядку: „Что, у них это там есть так же, как у нас, аль иначе?.. Ну, говори, батюшка, – как же?..“ – „А! ах, Господи, твоя воля!“ – восклицал Калиныч во время моего рассказа; Хорь молчал, хмурил густые брови и лишь изредка замечал, что, „дескать, это у нас не шло бы, а вот это хорошо – это порядок“».

И. Тургенев, «Хорь и Калиныч»

Я предчувствую, что россияне когда-нибудь, а может быть, при жизни нашей, пристыдят самые просвещенные народы успехами своими в науках, неутомимостью в трудах и величеством твердой и громкой славы.

Петр I Великий

Кто летом на леднике живет?

Современному человеку трудно представить себе жизнь без холодильника. А ведь до начала XIX века его просто не существовало. Как же наши предки – да что там, наши деды! – хранили еду?

Конечно, раньше пищу готовили только на день, все съедалось, ничего не пропадало. Фрукты, ягоды и грибы сушили, мясо солили, рыбу коптили, но ведь корову не попросишь дать молока не больше литра! Потому в любом доме в деревне имелся не только погреб, но и ледник. По сути, это был тоже погреб, пол которого устилали соломой или стружкой. Зимой с реки привозили нарубленные глыбы льда, укладывали их на подстилку, а сверху закрывали толстым слоем дерна и соломы. В таком «холодильнике» все прекрасно сохранялось.

И. Айвазовский. Ледорубы на замерзшей Неве в Санкт-Петербурге, 1877

Преданность больше жизни

Легко отдать жизнь за Отчизну, если идешь в атаку на врага. Легко любить Родину в обыденной жизни. А если на родной земле талант не ценен, а на чужбине его привечают? Легко ли тогда отказаться от признания, славы, почета и подарков?

Но таково свойство славянской души – думать не о себе, а о пользе для Отчизны. И пусть это покажется глупостью, но, на самом деле, это истинная мудрость – любить свою Родину, беззаветно, безгранично, не ожидая ничего взамен.

* * *

«Взяли англичане левшу на свои руки, а русского курьера назад в Россию отправили. Курьер хотя и чин имел и на разные языки был учен, но они им не интересовались, а левшою интересовались, – и пошли они левшу водить и все ему показывать. Он смотрел все их производство: и металлические фабрики и мыльно-пильные заводы, и все хозяйственные порядки их ему очень нравились, особенно насчет рабочего содержания. Всякий работник у них постоянно в сытости, одет не в обрывках, а на каждом способный тужурный жилет, обут в толстые щиглеты с железными набалдашниками, чтобы нигде ноги ни на что не напороть; работает не с бойлом, а с обучением и имеет себе понятия. <…>

Левша на все их житье и на все их работы насмотрелся, но больше всего внимание обращал на такой предмет, что англичане