– Юрий Коновалов уже не хорунжий, а есаул. И выполняют они со Славой ответственное поручение в Шанхайском порту. Теперь-то это уже не секрет. У нас в Шанхае базируется целый дивизион подводных эскадренных миноносцев. Там в тихом затоне, как в тихом омуте притулились два наших парохода, «Даша» и «Глаша». И вот каждый вечер, после захода солнца, между ними всплывали 2–3 наших подводных эсминца, для дозаправки топливом и загрузки продуктами да торпедами. Команды отправлялись на отдых. В баньке попариться, водочки попить. Ну и моральный отдых был нужен подводникам. А кто лучше Славы мог этот отдых организовать? Она же умеет руководить большим бабским коллективом. Вот и наняла за долю малую китаянок на оба парохода. Тут подводникам и тайский массаж, и иглоукалывание, и импичмент Моники Левински. Всё в одном флаконе.
– А как делать импичмент Моники? – спросили Зина.
– Ну это я тебе потом как-нибудь расскажу, – ответила за меня Жанна.
– А Коновалов-то там зачем? – спросил барон Плаксин.
– А затем, что кто-то должен всю эту кавалькаду оберегать от лишних глаз.
Тогда любая утечка информации нам грозила разоблачением. Порт в Шанхае – немецкая колония и российских кораблей в нем быть не должно. А про аэродромы в договорах ничего не сказано, вот наши там и базировались подальше от берега. Опять же все трофейные суда под нейтральными флагами там стоят. А не так давно два израильских крейсера «Абрам» и «Сара» встали там на якорь. Крейсера новенькие, только что с завода. А команда из макаронников сразу разбежалась. Но ведь и пустые крейсера надо кому-то охранять. Так что есаул Коновалов загружён там по самые гланды. Вот скоро на эти крейсера прибудут новые командиры – Абрамович и Розенбаум с командами. Тогда и отойдут обратно в Израиль. Ну а пока война не закончена, он будет там службу тянуть.
А Мария Петровна изнывала от бездействия. За всю войну не больше сотни раненных. Санитарные поезда порожняком стоят. Госпитали в Харбине и Владивостоке тоже пустуют. Всех сестер милосердия лётчики замуж порасхватали. Доктор Плоткин тоже ходил сам не свой.
– Что, Александр Рафаилович, не терпится кому-нибудь что-нибудь ампутировать? – спросила у него как-то Мария Петровна.
– Да оттяпать руку или ногу это ремесло хирурга, а вот сохранить пациенту конечность – в этом искусство доктора. А я не ремесленник.
– Мы после войны в Москве открываем Первый Медицинский институт! Пойдёте туда ректором?
– Я подумаю. Время-то ещё есть.
– Конечно подумайте. Вы ведь не проктолог – смотрите на жизнь шире. Я не тороплю! – ответила доктор Шагумова.
Фишка с хлебом-солью проконала на все 100. И двух недель не прошло, как японская делегация прибыла во Владивосток. По началу японцы вели себя надменно. Они почему-то решили, что Борюсик тут самый главный. Ведь, как адъютант его величества он был самый расфуфыренный. Евгений Иванович Алексеев вообще к ним не вышел. Много чести было бы простых переговорщиков встречать самому наместнику. На первичных переговорах японцы обращались только к Бореньке, а нас как бы и не замечали. Договорились, что подписание мира произойдёт на авианосце «Моховой» в нейтральных водах. А вот после переговоров был банкет, где Борюсик по привычке, ещё не дожидаясь горячего, уютно улёгся в лоно своей любимой. Не зря же он вёз свою салатницу аж из самого Питера.
Дабы избежать конфуза, к нему подошел барон Плаксин, взял его за шкирку и отволок с глаз долой. Тут уж японцы поняли, что обмишурились, да было поздно. Что бы замять непонятку, Комрад тут же объявил, что мы освобождаем попавшего в плен со всей свитой, адмирала Митсубиси. На том переговорщики и отбыли, увозя с собой опечатанный ларец с текстом акта о безоговорочной капитуляции Японии. А адмирал Митсубиси Херовата вёз ещё и наше письмецо императору страны Восходящего Солнца.
Колчаку отправили радиограмму, провести всю его эскадру через пролив Цугару в центр Японского моря. В порт Владика вернулся и крейсер «Паллада», с казачьим полком Михаила Ивановича Галкина. Оказывается и им пришлось повоевать. Десант для уничтожения бензозавода в Охе, японцы отправили с присущей им восточной хитростью. На рыбацких джонках. Вот только при попытке высадиться на берег их встретили пулеметы князя Сергея Багдасарова. Попытка высадки была сорвана, а те, что уцелели, сдались в плен и теперь валят лес для будущего городка нефтяников.
* * *«Палладу» встречали как и положено с оркестром. Торжественное заседание с вручением наград и новых эполет длилось неделю. Наместник Алексеев замучился рвать пуговицы всем пилотам ГВФ. Адмиралами и Героями стали Колчак и Рожков. Зубов, Фроловский, Маркелов, Сигаев, Дорский и Ламин получили генеральские эполеты. Звания Дважды Героя России был удостоен посмертно Анатолий Алексеевич Волков. Так же посмертно был награждён Звездой Героя России Геннадий Иванович Востриков. Вечная им память.
Празднества продолжались больше недели. Баронесса Анна давала по три концерта в день. Чуточку переделанные «Землянка», «Тучи в голубом» и «Синенький платочек» пользовались особым успехом. Особенно слова:
– В бой летит лётчик за синий платочек, что был на плечах дорогих! – вызывали бурю оваций. Настал день подписания мира. Император Японии прибыл на «Моховой» на пассажирском судне «Сикоко Накаки». Но уже когда только, только на горизонте стали видны дымы авианосцев, справа и слева от «Сикоко Накаки» всплыло по дюжине подводных эскадренных миноносцев адмирала Рожкова. Сам он на флагманском эсминце шел во главе почетного эскорта. Если у императора Муцухито и были ещё сомнения о безоговорочной Капитуляции, то при виде такого новейшего вооружения, они исчезли окончательно. Как только японская делегация поднялась на борт, то на посадку зашёл «Орлан». За штурвалом были мы с братом, а пассажирами наместник, Михаил и Боренька с салатницей в портфеле. На палубу вынесли длинный стол и пять кресел. А по другую сторону от стола метрах в трёх поставили табурет с сильными магнитами на ножках. Оторвать его от палубы или передвинуть было невозможно. Мы уселись по обе стороны от Алексеева, а императору Японии наместник жестом предложил занять место на табуретке. Остальная японская делегация осталась стоять за его спиной. Сначала Акт по-русски и по-английски зачитал князь Михаил, а по-японски повторил уже адмирал Митсубиси. Император Муцухито был вынужден встать, подойти к столу и стоя подписать этот исторический документ. После подписания император снял
