– Вперед!
Вдоль недлинного тусклого коридора, выкрашенного в веселенький канареечный цвет, черными заплатами на стенах были налеплены двери с глазками, огромными замками и такими же, как и у Витька в камере, окошками, предназначенными, вероятно, исключительно для засовывания туда голов в фуражках.
«Тогда б круглыми их делали, что ли, – подумал Витек. – В смысле, окошки, а не головы».
Он усмехнулся собственным мыслям.
– По сторонам не смотреть! – скомандовал последователь маркиза, снова сунув Витьку демократизатором в позвоночник.
Коридор кончился. Дверь за поворотом коридора была обычной, фанерной, обшарпанной, со следами неумелой реставрации по контуру. Из двери торчала крашенная под золото китайская ручка, вживленная, видимо, недавно с целью облагородить пейзаж и уже успевшая местами облупиться.
– Лицом к стене! – скомандовал конвоир Витьку. Потом, сощурившись, смерил его взглядом сверху донизу и, не найдя более, за что бы применить к арестованному свое резиновое орудие пытки, крякнул досадливо и, открыв дверь, просунул туда фуражку.
– Арестованного доставил, трищ капитан, – доложил он.
– Заводи.
В кабинете было тесно. Стол, стул, еще стул, шкаф и десять квадратных метров площади.
У окна спиной к вошедшим, лицом к окну стоял плечистый мужик. Если бы Витек уважал классиков, возможно, он бы подумал, что со спины «трищ капитан» здорово смахивает на пушкинского каменного гостя, на которого кто-то шутки ради напялил милицейскую форму. Но Витек классиков не читал и потому подумал: «Что-то мне шибко часто в последнее время стали встречаться нехилые плюхи и здоровые кабаны. А ментовская форма ему идет как корове декольте. Ему б футболку в обтяжку – как раз будет Стасу двоюродный братан. Или компаньон по лагерным путешествиям для моего соседа по камере».
– Садись, – не оборачиваясь, сказал мужик. Витек принял это на свой счет и сел на стул, привинченный болтами к полу. – А ты, Мартынюк, учти, – продолжил капитан, – еще раз услышу, как ты арестованных шпыняешь, – получишь по полной программе.
– А вы мне не начальство, – дернул острым подбородком вверх Мартынюк.
– Не начальство, – согласился мужик. – Я с тобой как мужчина с мужчиной побеседую. По праву сильного. Как ты – с ними.
На впалых щеках конвоира проступила нездоровая бледность.
– Разрешите идти?
– Иди, – кивнул мужик. – Только наручники с него сними.
– Так ведь… – попытался сопротивляться Мартынюк – и осекся. Похоже, спина капитана излучала особые флюиды, подчиняясь влиянию которых, конвоир, скрипнув зубами от бессильной ярости, подошел к сидящему на стуле Витьку, сдернул с него наручники, повернулся и почти бегом выскочил за дверь.
Капитан молча продолжал смотреть в окно. Молчал и Витек, уставившись рассеянным взглядом в V-образную спину капитана.
«Интересно, что же они такого жрут, что их так распирает? Ну Стас-то понятно. Коктейли там всякие по двадцать баксов за стакан. Может себе позволить, одним словом. А на ментовскую зарплату-то как оно получается? Спросить, что ли? Да нет, не стоит. Живо объяснят, что в несколько ближайших пятилеток то, что кушают они, лично мне вряд ли светит. И что жрать теперь я буду исключительно хлеб с водой. Хотя это по-любому объяснят, спрашивай не спрашивай. От меня-то точно теперь ничего не зависит».
Поток несвязных Витьковых мыслей внезапно прервался оттого, что капитан медленно повернулся и уставился на Витька, удивленно подняв брови.
С полминуты в кабинете висела тишина.
– Так… Стало быть, тебя Виктором зовут, – прервал затянувшееся молчание капитан. – Ну здорово, Виктор.
Это был тот самый мужик на «Ниве», который несколько дней назад спас Витьку жизнь, привезя его домой и дав денег на лечение. Только сейчас на нем вместо поношенной замшевой куртки был форменный костюм милицейского офицера.
Витек рассеянно кивнул.
– Понятно, – сказал капитан, садясь за стол. – Значит, вылечился, болезный?
Витек неопределенно пожал плечами.
– Да вроде как…
– Ну, если «вроде как», то позволь тебе искренне посочувствовать, – сказал капитан. – И пожалеть о том, что время нельзя вернуть назад и сейчас мы с тобой, увы, не на проселочной дороге. Придется тебя сильно расстроить. Потому что тогда твои дела были намного лучше.
Витек молчал. О плачевном положении своих дел он догадывался. Сосед по камере просветил.
– Так что, Виктор, – продолжал капитан, – сегодня сразу по прибытии переводом из Москвы назначен я следователем по твоему делу. Имя мое ты знаешь, фамилия моя Макаренко, и встречаться мы теперь с тобой будем весьма часто.
Капитан, немного наклонившись над столом, тяжело посмотрел на Витька.
– И стало быть, друг ситный, сейчас ты мне как на духу расскажешь, как это тебя вдруг угораздило троих человек на тот свет отправить.
– Троих? – переспросил Витек.
– Именно троих. Ибрагим… Знаешь такого? Ага, вижу, что знаком. Так вот, он сейчас в больнице. Полагаю, уже пришел в себя после того, как ты его приласкал. Живучий оказался товарищ. И это еще одна причина, по которой тебе особо скрытничать не стоит. Помощь следствию и чистосердечное признание смягчают вину и учитываются на суде, а вот кровная месть и приговоры южных товарищей по ее поводу не смягчаются ни под каким видом.
Витек подумал немного, прикинул кое-что – и рассказал все. Вернее, почти все. В его рассказе отсутствовал только Стас Навин с его клубом, пантерой и девочками. Да и то правда – стоит ли рассказывать каждому встречному следователю, пусть даже спасшему тебе жизнь, о других людях, немного ранее сделавших то же самое?
Следователь слушал, на автомате ловко вращая между большим и средним пальцами руки цилиндрик дешевой авторучки и сверля Витька тяжелым взглядом. Бланк протокола лежал перед ним на столе в первозданном, девственно чистом виде. Видимо, авторучка служила капитану только в качестве тренажера для пальцев.
Витек закончил. В кабинете повисла тишина. Только слышно было, как отрывисто щелкает авторучка о ладонь капитана да тупо плюхается об оконное стекло какое-то разжиревшее за лето сонное осеннее насекомое.
Наконец, следователю надоело делать из авторучки вентилятор, и он воспользовался ею по назначению. Опустив руку на бланк протокола, он начал машинально на нем что-то рисовать.
– Это все? – спросил он, не прерывая своего занятия.
– Все.
– А револьвер где взял?
– Нашел.
– Заряженный. Угу, – кивнул следователь. – И полная запасная обойма к нему, естественно, рядом валялась.
Витек пожал плечами и принялся рассматривать дырку в линолеуме.
– А второй пистолет где? Или что там еще у тебя было?
Витек непонимающе уставился на следователя.
– Вот и я не понимаю, – сказал Макаренко. – Саид убит револьверной пулей. А двоих его друзей словно из пушки сорок пятого калибра отстрелили. У одного дыра в груди с его голову, а второй вообще без головы. Словно ее топором снесло.
– Нашли? – безразлично спросил Витек.
– Что нашли?
– Голову.
– Нет.
– Ну, значит, и Аллах с ней, – вздохнул Витек. И вновь удивился своему внутреннему спокойствию. Конечно, немного интересно стало ему, куда же все-таки та голова делась. Но лишь совсем немного.
