ашрамом, и я сказал Нилам, что было бы неплохо обратиться к нему с предложением, стать моим эмиссаром. Сейчас мы ищем своих людей в каждой стране — тех, кто представлял бы меня на встречах с представителями средств массовой информации, кто организовывал бы работу в лагерях, кто собирал бы информацию о том, что происходит в той или иной стране, о выступлениях против меня и за меня, а потом информировал бы меня о происходящем.
Должно быть, она предложила ему этот пост, и он был счастлив. Позже встал вопрос о том, кто будет вместо него «возглавлять» ашрам. У меня была одна идея на этот счет, и я сказал Нилам: «Предложи эту работу прекрасному человеку — Зарин; она справится». У нее прекрасно получалось встречать гостей у ворот коммуны, общаться с секретарями, показывать гостям ашрам. Я подумал, что у нее получилось бы руководить ашрамом. Нилам поговорила с ней, и Зарин пошла к Хасе, президенту Международного Фонда. Зарин сообщила Хасе, что она не «марионетка», что она будет делать то, что посчитает нужным, и чужим указаниям она подчиняться не намерена. Все это хорошо, но в коммуне немедленно начнутся конфликты. Мне пришлось отказаться от этой идеи.
Без Анандо я многого бы не знал, и ситуация ухудшилась бы. Анандо информировала меня, она — мой личный секретарь. Она сообщила мне, что Зарин — человек хороший, но у нее испорченный ум с самого детства. Она всегда делает то, что хочет. У меня нет возражений против этого, только в жизни коммуны этого допустить нельзя. Зарин прекрасно справляется со своими повседневными обязанностями, и эта работа будет запущена, если выбрать ее на пост управляющего ашрамом.
Зарин даже подменила слово; это произошло чисто подсознательно. Она сказала Хасе: «Мне предложили стать президентом ашрама». Но руководство ашрамом — совсем другое дело. Это непростая работа. В основном этот человек должен иметь дело с полицией, судом, юридическими разбирательствами. У Нилам очень мягкий характер, а это может привести к появлению проблем... Нилам прекрасно справляется со своими обязанностями, и если Зарин начнет считать, что она — президент, а Нилам всего лишь секретарь, то беды не избежать. Поэтому мне пришлось изменить свое решение. Мне пришлось назначить руководить ашрамом Татхагату. Фактически он уже выполняет эту работу и без всякого титула. Он беспрестанно сражается в судах, разбирается с полицией и государственными службами. Он взял на себя всю ответственность за эту часть работы. Он был в приятельских отношениях с Свабхавом на протяжении многих лет. Я решил, что так будет лучше — его нужно назначить на пост управляющего ашрамом.
Я ничего не знаю, ибо никуда не выхожу. Я не знаю, где находится офис моего секретаря, где находится офис моего президента, где находится офис руководителя, управляющего ашрамом. Я знаю, где находятся только три места: моя спальная, моя ванная и Зал Будды. Спросите меня что-нибудь об ашраме, и я вам ничего не смогу ответить. Меня нужно информировать, и это должен быть человек, который знает все. Ко мне приходит только Анандо, и она приходит только потому, что я ее зову. Пока я принимаю пищу, она сообщает мне новости: сколько книг выпущено, сколько готовится к выпуску... как нужно подготовиться к всемирным выставкам, как искать издателей. Она справляется с подачей информации за пять-десять минут; она очень точна и не любит многословия.
Вопрос Маниши полон зависти. И не только я один говорю об этом; Нирвано приносит сутры и вопросы для меня, а она хочет изменить их. Я сказал: «Ничего менять не нужно, пусть все будет так, как есть», ведь в коммуне мы должны открываться друг другу без всякого страха. Любви неведом страх. Если в уме появилась какая-то мысль — выскажи ее.
И запомни: каждый должен заниматься своим делом. Нельзя допустить, чтобы кто-то командовал остальными. Да, каждому разрешается выдвигать предложения, каждый может оказать помощь, но предложить что-нибудь и помочь вовсе не означает, что из тебя делают марионетку. Здесь нет марионеток. Это союз абсолютно независимых индивидуумов.
Но именно потому, что коммуна — это союз независимых индивидуумов, мы должны быть более ответственными, более пробужденными, более осознающими. Во внешнем мире ты научился завидовать, ты научился командовать, ты научился упрямиться. Ты действовал по принципу: «Буду делать то, что хочу, и не важно, правильно это или нет». Это может сгодиться во внешнем мире, там и так полно сумятицы, и хуже ты мир не сделаешь. Но прошу в нашу маленькую коммуну не приносить свои привычки и опыт жизни во внешнем мире.
Мы проводим здесь большой эксперимент, мы хотим доказать, что независимые индивидуумы могут жить вместе, не порабощая друг друга. Здесь все равны. И не важно, какую работу ты выполняешь. Ты можешь заниматься редактированием, ты можешь готовить пищу, ты можешь заниматься уборкой — это не имеет никакого значения. Важно, чтобы ты готовил еду с полным осознанием, как будто это будда готовит. И ты готовишь еду для других будд; еда должна быть приготовлена с большой осознанностью и любовью. Это не обязанность; это твой вклад, твое личное участие в коммуне. Твоя работа так же ценна, как и работа товарища. Работу уборщицы уважают так же, как работу президента или секретаря коммуны. Здесь нет места для зависти, ибо никто никем не командует.
Вот это я и называю истинным коммунизмом. Коммунизм советского типа потерпел крах, он потерпел неудачу из-за диктатуры, потерпел крах, потому что там старались командовать народом, а тех, кто любил свободу, уничтожали. Только один Сталин уничтожил миллионы человек. Он не мог терпеть плюрализма мнений. Но ситуация не изменилась и после того, как Сталин умер, а власть захватил Хрущев. Он был членом Президиума, самого главного комитета Коммунистической партии Советского Союза, а в стране других партий не было. Хрущев работал вместе со Сталиным на протяжении десятков лет; в Президиуме, состоящем из двадцати одного человека, он был самым приближенным к Сталину. Он стал преемником Сталина. После смерти вождя Хрущев выступил со следующим заявлением: «Сталин уничтожил миллионы человек, а из страны он сделал концентрационный лагерь». Из задних рядов кто-то спросил: «Вы были рядом со Сталиным все эти годы. Почему вы не выступили против?»
Ответ Хрущева был очень показательным. Он спросил: «Кто это сказал? Встаньте! Я вам сейчас все объясню. Встаньте!» Никто не встал, ведь это означало... неминуемую гибель. Хрущев сказал: «Вот видите, по этой причине я и молчал. Почему никто не встает? Если бы я выступил против чего-нибудь, если бы у Сталина было хотя бы малейшее подозрение в том, что Хрущев не полностью с ним согласен, то меня бы просто расстреляли. А к чему эта бессмысленная смерть? Вы же сами все понимаете. Вы спрятались, вы не поднимаетесь. Вы знаете, что если встанете, то будете уничтожены, и никто о вас больше никогда ничего не узнает».
Коммунизм потерпел сокрушительное поражение из-за идеологии диктатуры.
По существу я коммунист, я анархист, более того, я придерживаюсь любых опасных идей, чего угодно!
Здесь, в маленькой коммуне, мы пробуем жить в полном равенстве. Твоя работа не оказывает влияния на твой авторитет и уважение. Здесь нет кукол, потому что нет кукловодов. Я не выхожу, у меня нет какого-нибудь официального поста, я даже не член движения санньясинов. Я просто гость, весь к вашим услугам.
Мне ненавистна ситуация, когда один командует другими. Когда этого нет, все идет прекрасно. Однако твой вопрос может быть интересен многим людям. По этой причине я сказал Нирвано: «Ничего менять не нужно, пусть все будет так, как есть».
Маниша достаточно умна, чтобы не задавать глупых вопросов. Но она страдает от мигрени. Сегодня у нее вспышка мигрени, могу сказать это с уверенностью; в противном случае она подобный вопрос не стала бы задавать. Когда у тебя разыгрывается мигрень, в голову лезет всякая чепуха, и ты ничего с этим поделать не можешь. Весь мир превращается просто в ад. Хочется сделать что-нибудь отвратительное. Идут какие-то химические процессы в организме, гормональные изменения. Хочется быть противным, хочется оскорбить, обидеть кого-нибудь; человек не виновен в этом, это все химия.
Сейчас Маниша нуждается в уколе Амрито, а не в моем ответе.
А сейчас наступило время Сардара Гурудаяла Сингха, и он сидит в первом ряду. Ему нравится место, где он сидит. Он изредка садится туда, и тогда он ведет себя просто как император. Еще бы, ведь пришло его время!
Борис Бабблбрэйн, прокурор, быстро ходит из угла в угол в зале суда перед ослепительной, блондинкой, свидетельницей по кличке Шикарная Глория.
