– Простите, что за рабиес? – решил я получить разъяснение незнакомого слова.
– Ну, рабиес, гидрофобия, – начал объяснять чуть ли не на пальцах Пит. – Это когда собака или енот кусает человека и тот умирает от поражения нервной системы, если не ввести вакцину.
– Я понял, – ответил я.
И действительно понял. По описанию вирус походил на бешенство – редкое среди людей, но опасное заболевание. Теперь всё встало на свои места. Неужели нет более безопасных методов исследования мозга?
В голове начали выстраиваться мрачные логические цепочки: Африка, бешенство, отдалённая лаборатория, опасные эксперименты с вирусами. Я вспомнил массу фильмов и компьютерных игр апокалиптического жанра, где завязка опиралась именно на такие вводные. И эта тема вполне популярна до сих пор. Более того, совсем уж смешные сценарии конца света, где вирус превращает людей в бездушных зомби, муссировались и в СМИ, и даже в блогах официальных правительственных организаций.
Я уставился в окно, созерцая унылый пейзаж, нищету редких поселений и мелькавшие то и дело остовы различной техники.
Люди и так разобщены. По религиозному, национальному, культурному и миллионам других признаков. Немалую лепту в это дело вносят СМИ, социальные медиа, бессмысленные развлечения типа шопинга, массового кино и компьютерных игр. Курильщики против некурящих, веганы против трупоедов, трезвенники против алкоголиков, геи против десантников. Принцип «разделяй и властвуй», возможно, вышел из-под контроля, если уже даже не племена, а отдельные люди готовы броситься друг на друга из-за различий в привычках. Но к чему же нас готовит идеология зомби-апокалипсиса? Не к тому ли, что когда цивилизация рухнет, то человек станет человеку не волком, а зомби – конкурентом в добыче ресурсов для выживания? А с зомби известно, что нужно делать, – стрелять в голову.
* * *Мне вдруг показалось, что я забыл Викино лицо. За последние дни я так мало вспоминал о ней, что начал терять в памяти её образ. Что это, эгоизм? Мне легче бояться только за себя, зная, что она в относительной безопасности? Но нет, мне не нужны такие игры разума, я хочу увидеть её лицо прямо сейчас.
И вот она сидит в кресле возле камина: спиной ко мне, лицом к огню. Как будто в гостиной клуба в посёлке дяди Миши.
– Ты обо мне не вспоминал? – спрашивает она.
– Ну как же не вспоминал, любимая, я ведь писал тебе каждый день! – чуть ли не кричу от досады.
– Я не могла прочесть, – отвечает она каким-то безэмоциональным голосом, – руки не слушаются. Мне кажется, я больна. Не подходи близко.
– Как больна?! – бросаюсь к ней.
Тогда она оборачивается, и в жёлтых отблесках огня я вижу её бледную кожу, серые губы, безжизненные матовые глаза. Я падаю на колени, потому что не в силах сделать и шага, в горле разрастается колючий комок, который душит, не даёт вымолвить ни слова.
«Клац» – я получил удар по голове, да так, что чуть не откусил язык. Меня приложило лбом о боковое стекло, когда внедорожник вылетел на неровную грунтовку. Сколько я проспал?
– Что, весёлая была ночка? – усмехнулся Скиннер, и я даже не сразу сумел интерпретировать его иностранную речь.
Отвечать на риторический вопрос я не стал, а взглянул на часы. Часовая стрелка моих новых «Ракета Полярные» уверенно указывала на пятнадцать. Да, именно на пятнадцать. Я всё же купил часы с двадцатичетырёхчасовым циферблатом, как у Командора, только гораздо более новой модели. Смешно ехать в Африку в часах для полярников, но устоять я не мог; кроме того, нужен был надёжный, защищённый механический хронометр.
Достав из наколенного кармана брюк коммуникатор, я набрал номер, не обращая внимание на отсутствие наземной связи, и спустя долгие секунды ожидания спутникового соединения услышал родной и милый голос Вики.
– Привет, – радостно сказала она и тут же серьёзно поинтересовалась: – Как ты там?
– У меня всё хорошо, погода нормальная, едем на объект, всё спокойно, – на одном дыхании выпалил я.
Ну не командировка, а просто сказочный тур по экзотическим странам.
– Как у тебя дела, как себя чувствуешь? – задал я глупый вопрос, который, тем не менее, так и вертелся на языке после дурного сна.
– Я не беременна, если ты об этом, чувствую себя хорошо, – шутливо ответила девушка. – Живу и работаю сам знаешь где. У нас тоже всё спокойно.
– Я скучаю, люблю тебя… – только и вымолвил я, нехорошее предчувствие развеялось.
– Я тоже люблю тебя, возвращайся скорее, – прошептала она.
Разговор закончился, а меня ещё ждали многие десятки миль вдоль по унылой холмистой саванне.
В какой-то небольшой деревушке остановились, чтобы подобрать проводника и утолить естественные потребности в еде и прочем. Правда, находиться вне кондиционированного салона было некомфортно – ветер нёс мелкий песок, справа на горизонте поднимался столб песчаной бури. Сразу после лёгкой разминки все снова заняли свои места и двинулись дальше.
Спать больше не пришлось, но моё бдение вознаградилось неожиданно скорым приездом к месту первой большой остановки. Проводник, очевидно, знал своё дело.
Мы остановились в метрах двухстах от реки, в развалинах неизвестных сооружений. Фил принялся налаживать аппаратуру, а Гобер с двумя парнями решил выдвинуться к самому берегу для оценки диспозиции. Я отправился с ними, и мне даже показалось, что командир в какой-то степени мне доверяет, раз без лишних слов согласился взять с собой фактически на разведку.
Русло Нигера разделялась здесь на множество рукавов, которые извивались, образовывая острова, полуострова и заводи. Прибрежная часть была абсолютно пологой, но переходила в мелководье, заросшее различными растениями. В эту реку я не решился бы зайти даже по щиколотку: воображение рисовало всякого рода хищников, паразитов и инфекции, кишащие в мутной воде.
Солнце ещё висело над горизонтом, когда после неудачных попыток ближней связи с лабораторией командир принял решение форсировать реку.
Глава 21. Звуки во тьме
Память возвращалась болезненными отголосками в черепе. Картинки, увиденные до и после потери сознания, вспыхивали и переплетались между собой. Накатывал отходняк после погони, где я
