Чуть позднее охранники стащили с него постороннее тело, схватили Хураши под мышки, поволокли из опасной зоны. Когда он относительно пришел в себя, все уже кончилось. Обстрел прекратился. Во дворе валялись покореженные тела. Люди суетились, обступили его. Тряслись челюсти у смертельно побледневших охранников.
— Вы в порядке, господин Хураши? — промямлил перепуганный Саиб Бургуди — человек в золотых очках.
Хураши был цел и невредим, отделался легким испугом. Он раздраженно оттолкнул от себя очкарика, поднялся. Где вы все раньше были, такие заботливые?
Охранники Юсуф и Ислам держали на мушке человека, который спас его от верной смерти, колебались, не знали, что делать. Он ведь набросился на их господина, повалил его на землю!
Парню было не больше тридцати — среднего роста и комплекции, с тонкими чертами лица. Он поднимался, отдуваясь, опасливо поглядывал на стволы автоматов. Камуфляжная куртка, подсумок с боеприпасами, за спиной штурмовая винтовка. Обычные синие джинсы, кроссовки. Бороду с успехом замещала свинцовая щетина. Передряга явно не первая — джинсы порваны на коленках, потерян головной убор, все тело засыпано кирпичной крошкой. Он казался испуганным — несмотря на то, что совершил весьма достойный, хотя вряд ли до конца осознанный поступок.
— Со мной все в порядке, — проворчал Хураши, отряхивая пыль со штанов. — Если уж вы не можете позаботиться обо мне, то Аллах пошлет спасителя.
Помянутый спаситель переминался, как бедный родственник, робко посматривал на Хураши, явно собираясь молвить слово.
— Как твое имя, ты кто? — спросил Хураши.
— Али Фаттах мое имя, достопочтенный господин Хураши, да хранит тебя Аллах, — ответил молодой человек и вежливо поклонился. — Я был инженером на электростанции, вступил в Сирийскую свободную армию…
При этих словах толпа неодобрительно загудела. Хураши предупредительно поднял руку. Парень облизнул пересохшие от волнения губы.
— Ты не веруешь в Аллаха? — вкрадчиво осведомился Хураши.
— Истово верую, мой господин… — парень из последних сил сохранял достоинство. — Только вера в Аллаха, Всесильного и Всеведущего, помогает нам жить и бороться. Мы совершали много ошибок, господин Хураши, за что и расплачиваемся. Нас уничтожают так же, как и вас, мы потеряли половину бойцов и вчера отступили в пригород Хартам, где сейчас не ведутся бои. Мы на перепутье, господин Хураши. Нас с одной стороны давили курды, с другой — «Хезболла». Мы отступили, но тоже нанесли им серьезный урон, они теперь не могут наступать в квартале Киззим, господин…
— Ты знаешь, кто я такой?
— Конечно, — сказал парень. — Нас было четверо в этом районе, мы пришли поговорить с людьми из «Фатх аш-Шам». Боюсь, я потерял своих товарищей, когда начался бой в квартале. Надеюсь, они живы и я их найду.
— Считай, что ты встретил того человека, с которым хотел поговорить. — Хураши пристально посмотрел в глаза молодому арабу: — Признайся, ты шел за нами?
— Да, каюсь, господин Хураши. Заметил, как вы подъехали, и пошел за вами, очень надеясь, что мы сможем поговорить. Только поговорить, ничего другого, уверяю вас. Мы знаем, что вы руководите крупнейшей оппозиционной группировкой в этом городе. — Молодой человек был растерян, все еще сомневался в том, стоит ли ему раскрывать цель своего появления здесь.
Хураши пристально смотрел ему в глаза. Разведчик Асада не стал бы спасать его от обвала, рискуя собственной шкурой. А пристрелить Хураши у него была прекрасная возможность, пусть и погибнуть самому, но он ею не воспользовался.
— А теперь подробнее, мой друг, — Хураши одобрительно похлопал парня по плечу. — И перестань тушеваться, не бойся, ты же спас мою жизнь, я это высоко ценю. Понимаю, что сегодня ты идешь вопреки своим идеалам, хотя они и глубоко ошибочны.
— Мы называли себя «Бригадой за свободный Алеппо», — проговорил Али, — теперь я понимаю, что мы боролись не за то, ошибочно поверили в ценности тухлого Запада, посчитали, что вера в Аллаха им не противоречит. Люди часто ошибаются, господин Хураши. Это не значит, что они должны нести самое суровое наказание за свои заблуждения. Мы были частью Сирийской свободной армии, еще неделю назад держали несколько кварталов на северо-востоке. Помощь от американцев не пришла, хотя они обещали нам пулеметы, винтовки и много боеприпасов. Мы бились с курдами, дрались врукопашную с палестинцами из «Бригады Аль-Кудс». Наши отряды разрозненны. Люди теряют веру в свои идеалы.
— Ваши идеалы порочны, мой друг, — назидательно сказал Хураши, — оттого и вера неустойчива.
— Нас предали люди из 1-й бригады, отказались помогать, делиться боеприпасами. За три дня мы потеряли сорок человек, погибли командиры Камал и Ибрагим. Прошел слух, что правительство обещает амнистию тем, кто сложит оружие и сдастся. Еще тридцать человек ушли из нашей бригады — мы не стали их останавливать.
— Но ты не ушел, — сказал Хураши.
— И не только я, — Али гордо поднял голову. — Мы готовы до последней капли крови биться с ненавистным режимом. Мы им не верим, они лживые собаки. Мы заминировали в квартале Киззим торговый центр, две школы и мастерскую по ремонту автомобилей. Потом мы ушли — нас обходили с фланга, а самоубийц в отряде нет. Мы временно заняли Хартам, в нем пока тихо, достали оружие и немного боеприпасов, но не знаем, что нам делать. Люди готовы присоединиться к вашему движению, биться рядом с нашими соотечественниками, но у нас есть ряд условий. Возможно, для вас они станут неприемлемыми.
— Ах, условия… — понятливо протянул помощник Бургуди и осекся, перехватив холодный взгляд хозяина.
— Я уверен, Али, что мы сможем поладить, — вкрадчиво сказал Хураши, — люди всегда договариваются, когда у них есть общий враг. Кто командует вашим отрядом? С ним можно связаться?
— Сейчас это я. — Али потупился. — Так получилось. Погибли все младшие командиры, наш наставник, достопочтенный Саиб Мухаб, командир бригады Хаддам. Остался только ваш покорный слуга, господин Хураши. Я не претендую на высокие должности, понимаю, что слишком молод для этой роли, и когда появится достойная кандидатура, охотно передам полномочия. Мой помощник Абу Мусар Мусташи — грамотный офицер, служил в иракской армии. Сейчас он находится
