— Знаю, в селе есть церковь. Так это что же такое получается? Ты мне ультиматум ставишь? Мол, женись или я уеду! Так, да?
Женщина вздохнула и ответила:
— Нет. Я просто сказала, что не хочу больше быть любовницей. Мне рожать пора. А от кого? От тебя? Я бы с удовольствием, но одной поднимать ребенка как-то нет желания. Так что давай разойдемся по-хорошему. Ты молодой, перспективный, у тебя будет семья, любящая жена. В общем, все, что тебе надо.
— Значит, вот так, да?
— Я что-то неправильное сказала?
— Нет, все совершенно правильно. Только вот это решение ты приняла слишком уж быстро. Мы позавчера еще договаривались о встрече в квартире старшины моей роты, который уехал в отпуск и оставил мне ключи. Все было нормально, как обычно. Вчера ты меня вдруг отшила, а сегодня говоришь, дескать, не желаю больше быть любовницей.
— Как решила, так и будет. Пойду я. Ты не приходи больше к нам и не встречай меня.
— Что за полоса в моей жизни пошла? Кругом одна чернуха.
— Это тебе кажется. Для тебя ведь ничего особо не изменилось. В поселке много молодых девушек, женщин. Ты без труда найдешь если не жену, то хотя бы развлечение. Давай прекратим этот разговор. Мне действительно пора на работу.
— Ты, конечно, можешь делать все что хочешь, но прошу, не торопись уезжать в свое село, — проговорил старший лейтенант.
— Почему?
— Не торопись, подожди, пока я не вернусь из командировки.
— Из командировки?..
— Да. В Сирию.
У Галины широко открылись глаза.
— Куда? В Сирию?
— Да. Не справляются сирийцы без нас с головорезами из ИГИЛ. Мы им поможем, немножечко повоюем.
— Ты это серьезно?
— Куда уж серьезней. Завтра в полдень меня уже не будет не только в части, но и в стране. Ты бы не уезжала, пока не вернусь. Подумай об этом, пожалуйста.
— Значит, завтра?
— Да.
— Тогда забудь о том, что я тебе говорила. После ужина приду на квартиру старшины, — сказала Галина, взяла у Романа букет и пошла в столовую.
Рябинин смотрел ей вслед и думал:
«Да уж, женской логики нам, мужчинам, не понять хотя бы потому, что ее просто нет. То у них одно, то другое. То белое, то черное. И вообще, что это было? Попробуй разберись. Не хочу быть любовницей, желаю замуж. Давай закончим, разойдемся. Я уеду. Потом она узнает о командировке и тут же меняет тон. Мол, забудь обо всем, приду в квартиру.
Вообще-то, конечно, понять ее можно. Да и мне придется принять решение насчет того, как жить дальше. Хорошо хоть, что не сейчас. В Сирии у меня будет время на то, чтобы все эти проблемы хорошо обдумать».
Старший лейтенант закурил и двинулся к себе в общежитие. Он решил, что на обед не пойдет, нет аппетита. На ужин тоже. Если что, есть тушенка из сухого пайка. Хлеб найдется у соседей.
А в восемь часов ему надо будет идти в квартиру старшины роты. Там сегодня наверняка произойдет что-то такое, чего раньше между ними не было. А там черт его знает. В голове у старшего лейтенанта бурлила какая-то каша.
Иволгин проснулся, когда за окном было уже светло. Жены в квартире не было. Она до сих пор на пикнике, в гостях у горячо любимого шефа?
Он прошел на кухню, достал сотовый телефон, нашел номер Надежды, нажал кнопку вызова. Ответ на это оказался, в принципе, вполне предсказуемым: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Вот так. Кушайте на здоровье.
Капитан перекусил, выпил кофе. Он ждал, что вот-вот раздастся звонок в дверь. Ладно, пусть, как и в прошлый раз, его побеспокоит дежурный по КПП. Станислав ходил из комнаты на кухню, беспрерывно курил, добил пачку сигарет. Жены не было. Он собрал тревожную сумку, поставил ее в коридоре, лег на диван, хотел еще немного подремать, но не смог.
Звонок в прихожей раздался около шести часов утра, когда на улице уже светило солнце.
Он открыл дверь.
Надежда, растрепанная, в шортах и мятой майке, под которой колыхались крупные груди, босиком ввалилась в квартиру и обдала любимого мужа дивным набором винных ароматов.
Она пошатнулась, бросила сумку, посмотрела на Станислава, поднесла палец к губам и прошептала:
— Только давай без скандала и глупых вопросов. Я иду спать.
— Ты не забыла, что я в полдень уезжаю?
Надежда сморщила лоб.
— Уезжаешь? А, ну да, конечно, помню, но все потом, не сейчас.
Она, держась за стены, с трудом добралась до своей комнаты и, не раздеваясь, упала на диван.
Вот, значит, и весь пикник.
Иволгина обуздала ярость. Он поднял руку, но вовремя опомнился. Нельзя бить женщину, даже такую дрянь!
Станислав прошел на кухню, достал новую пачку сигарет, открыл ее, опять закурил. Так он промучился еще три часа.
Потом Иволгин принял душ, оделся, забрал сумку. В девять утра он вышел из квартиры и направился в часть.
На журнальном столике осталась записка:
«Ну и стерва же ты! Надеюсь, когда я вернусь, твоего духа здесь не будет. Прощай».
Капитан с трудом, но все-таки взял себя в руки. Все же он был старшим группы, отправляющейся в Сирию, и отвечал не только за себя.
Постепенно к Станиславу начали подтягиваться остальные члены группы. Первым явился задумчивый Рябинин, следом — бесшабашный Буренко. Второй экипаж пришел всем составом в одиннадцать часов.
В половине двенадцатого группа подошла к штабу. К ней вышел майор Дронов. Военнослужащие поприветствовали друг друга и прошли в кабинет для собраний.
Туда же пришел командир полка.
Он внимательно осмотрел офицеров и сержантов и заявил:
— Слава богу! Все наши герои вроде в порядке. — Подполковник повернулся к начальнику штаба и спросил: — Борис Степанович, что у нас с автобусом?
— Майор Кузнецов в парке. Он
