К трем часам утра, когда заведение закрывалось, начиналась завершающая часть нашей работы. Выставив последних гуляк на свежий воздух, мы начинали вытаскивать на улицу вконец упившихся клиентов, не забывая при этом предварительно очистить их карманы. Закончив, мы становились у стойки и делили добычу. Затем кто-нибудь из барменов доставал бутылку и пускал ее по кругу, после чего мы начинали расходиться по домам. Выходя на улицу, я всегда стоял несколько минут на свежем воздухе, наслаждаясь ночной тишиной и покоем после сцен разгула и буйного веселья. Мне нравились эти минуты, приносившие в душу спокойствие и умиротворенность. Они стали для меня своеобразным ритуалом, даже в те дни, когда было холодно и сыро или шел проливной дождь. Идя домой, я привычно оглядывался по сторонам, держа наготове револьвер, лежащий в кармане сюртука. Шансы быть ограбленным и убитым были достаточно реальны, особенно в районах, где проживали бедняки. Где жил и я. Живя на человеческой помойке уже четвертый месяц, я стал уставать от грубости и жестокости окружающих меня людей, от неустроенности быта. Подобный суррогат жизни был не для меня. И это был не гонор человека двадцать первого века с высокими запросами, а простое понимание ситуации: подобная жизнь и работа могли удовлетворить только громилу со здоровыми кулаками и куриными мозгами. Приглядываясь к местной жизни и людям, я искал любую возможность подняться наверх, но даже не смог стать равноправным членом банды, так как был "человеком со стороны", не имевший ни известных преступлений за своей спиной, ни знакомых уголовных авторитетов. Просто кулачный боец, выступающий за деньги на потеху публике. До первой серьезной травмы, после чего меня вышвырнут на улицу и возьмут другого. Попыткам вырваться из человеческого болота мешало плохое знание внутренних хитросплетений местной жизни, а также отсутствие связей и денег. Всю свою прошлую жизнь я был солдатом, исполнителем. Мог быстро оценить или проанализировать сложившуюся на месте ситуацию, проявить инициативу в ходе операции, но это был мой предел. Правда, был и плюс. Моя прежняя жизнь приучила меня жить с оглядкой, что оказалось здесь одним из основных правил выживания в городских трущобах. Мне даже не пришлось переиначивать свой основной принцип, которым я руководствовался в моей бывшей работе: "Не оставлять ни шанса врагу!".
Искать наиболее быстрый выход из жизненного тупика, в котором я оказался, меня заставляло не только мое животное существование, но и моя работа, то чем я зарабатывал себе на жизнь. Схватки на арене и работа вышибалы. Если на арене противник у меня был перед глазами, то в кабаке, пьяный или одурманенный клиент мог запросто ударить ножом в спину или проломить голову, как моему предшественнику, чье место я занял. Ему разбили голову кистенем, когда тот вышел подышать свежим воздухом. Убийцу так и не нашли. Предполагали, что это был один из буйных клиентов, который был выброшен им из кабака. Я даже пытался использовать свои знания и возможности, как человека будущего, но, к сожалению, они были настолько специфичны, что не представляли никакого практического применения в этом времени.
Здесь никому были не нужны мои исчерпывающие знания о марках и тактических свойствах оружия будущего, как и мастерское вождение техники, от мотоцикла до вертолета. Единственное, что осталось при мне и не только не потеряло своей ценности, а еще больше набрало вес, то это искусство убивать человека.
Попытки вытащить из своей памяти исторические факты, знание которых сделало меня ценным для науки и техники этого времени, натыкались на общие знания, имевшие довольно расплывчатый характер. Я знал, что был Генри Форд, изобретатель автомобиля. Но это все, что я знал о нем. Я не знал ни даты, ни места его рождения. Ни где он жил потом, когда ему пришла идея создания автомобиля. Я также знал, что на Аляске, которую два года тому назад купила Америка, нашли золото и алмазы, но где их искать — не знал. То же самое касалось моих знаний о различных событиях и находках в России. Они были отрывочными и бессистемными, почерпнутыми не из академических изданий с четким перечислением дат, событий и имен, а по большей части из художественной литературы. Поэтому даже то, что я знал, представлялось весьма сомнительным знанием. Оставалось только терпеливо ждать и надеяться на удачу. И она пришла, правда, в странном виде, в образе одноногого попрошайки. Все началось со случайно подслушанного обрывка разговора, одноногого нищего с уличным проповедником.
— … нельзя жить во грехе, предаваясь блуду и пьянству, сын мой.
На что нищий, с отрезанной по колено левой ногой и в наброшенной на плечи голубой шинели северян, ответил: — А на фига мне такая жизнь, где нет баб и виски! Оставь ее себе, божий угодник!
Услышанный ответ мне понравился и я решил, что когда буду возвращаться, после выступления на арене, обязательно дам безногому доллар. Уже отдаляясь, я успел услышать продолжение разговора.
— Гореть тебе в аду…!
— Думаешь испугать меня адом?! Не надейся! Я уже живу в аду, кочерыжка чертова!!
Его слова говорили о силе духа и неукротимом характере.
"Настоящий боец!".
Возвращаясь обратно, я остановился рядом с ним. Некоторое время мы мерили друг друга взглядами, пока тот не разозлился: — За показ деньги беру! Кидай доллар и смотри, нет — проваливай!
Я кинул в кепи военного образца монету, продолжая стоять. Он посмотрел на меня более внимательно: — Ты от меня что-то хочешь?
Ничего конкретного от него я не хотел, может быть, только выговориться. Или просто поговорить с человеком, в котором чувствовалась внутренняя сила, несмотря на его незавидное положение.
— Воевал? — я кивнул на шинель.
— Прошел всю Гражданскую и только
