Я ожидал увидеть дюжего мужика со злобной физиономией, а в кабинете оказался полный мужчина в хорошо сшитом сюртуке, что-то увлеченно пишущий. Не успел я перешагнуть порог, как он резко поднял голову. Если бы не нос в красных прожилках, играть бы ему отца благородного семейства в дешевых спектаклях. Грива седых волос, правильные черты лица, четко очерченный подбородок, вот только глаза были под стать носу — мутные и невыразительные.
— Что вам угодно…?! — он успел сказать членораздельно только начало фразы, как в следующую секунду его лицо с противным хрустом врезалось в столешницу. — А-а — у-у!!
Пока он жалобно выл, размазывая по лицу кровь и чернила, я обошел массивный стол и остановился в двух шагах. При моем приближении тот лихорадочными движениями попытался отодвинуть массивное кресло и вскочить, но резкий удар ноги опрокинул кресло вместе с его хозяином. Твин финишировал в углу своего кабинета. Новый вопль не успел набрать обороты, как тут же стих, не успел я подойти к нему. Он вжался в угол, закрыл голову руками, шмыгая носом и тихонько подвывая. Размахнувшись, я расчетливо ударил его ногой по ребрам. Тот охнул, содрогнувшись всем телом, и неожиданно, для меня, заплакал: — У-у! Не надо… больше. Я боюсь… боли. Пожалуйста, сэр!
Следующий удар ногой пришелся по рукам Твина, прижатым к лицу. Хозяин кабинета взвыл от вспышки острый боли в сломанном носу, после чего попытался отвернуться от меня к стенке, но вместо этого сполз на пол, сжавшись в комок и трясясь всем телом.
— Ты знаешь, почему я тебя бью?
— Не-е-т, сэ-эр, — гнусавил Твин, растягивая слова.
— В воспитательных целях. Согласно твоей исключительной методике.
— Спа-сибо, сэ-э-эр.
— Будем считать, что ты урок усвоил. А теперь для сведения: я здесь буду еще некоторое время. Если попадешься мне глаза — добавлю еще. Все понял?
— Да-да, сэр. Все понял, сэр, — в его голосе чувствовалось такая угодливость и раболепие, что мне стало противно, будто я только что вступил ботинком в кучу дерьма. — Спасибо за урок, сэр!
Не успел я выйти, как из-за угла вылетела Луиза. Не глядя на меня, она хотела обогнуть меня словно препятствие, но я успел схватить ее за руку.
— Ой! Отпусти… Джон! А я…
Она выглядела расстроенной, испуганной и злой одновременно. Следом тут же послышался тяжелый топот ног, и из-за угла быстрым шагом вышла служительница с лицом, более подходящим суровому фельдфебелю, чем женщине. Глаза ее зло сверкали.
— Вот ты где, негодница! Как ты посмела…!
— В чем дело, миссис? — холодно спросил я ее.
Она обожгла меня злым взглядом, потом медленно процедила: — Кто вы такой, мистер? И что…?
— Луиза, кто это? — я бесцеремонно перебил служительницу.
— Джон, это миссис Твин. Джон, я ничего не делала, только сказала, что ухожу и хочу забрать свои вещи. А она как закричит, как затопает ногами…
— Молчать, мерзавка! Она еще смеет врать тут!
Я заметил, что во время нашего разговора, то дети, то взрослые, привлеченные громкими голосами, появлялись, кто из-за угла, кто выглядывал из дверей, но, увидев крепко сбитую фигуру миссис Твин, тут же прятались обратно.
— Луиза, иди, собирай свои вещи, а я пока поговорю с этой… миссис Твин. Встретимся у кабинета миссис Фридман, минут через… двадцать. Все, беги маленькая!
— Стоять, Луиза Доббинс!! Ты смеешь идти без разрешения своей воспитательницы! Сейчас же иди к мистеру Твину!
Девочка вздрогнула, будто ее кнутом хлестнули. Плечи поникли, а в глазах застыли слезы и страдание. Тут я уже не выдержал: — Луиза, иди, собирай вещи! А вместо тебя к мистеру Твину пойдет она!
— Вы что себе…! — тут мадам — фельдфебель заткнулась на полуслове, так как от разговоров перешел к делу, впечатав ее физиономию в дверь кабинета, из которого только что вышел. Она ойкнула, прижав руки к лицу, отступила на шаг и ошарашено воззрилась на меня.
Похоже, эта бой-баба давно не получала достойного отпора. Я не дал ей время прийти в себя. Повернул ручку, открыл дверь и втолкнул эту особу внутрь. Сделав шаг вслед за ней, остановился на пороге и оглянулся на замершую девочку. У нее был настолько удивленный вид, что я не смог сдержать улыбку, несмотря на ситуацию.
— Иди! — повторил я еще раз.
Затем перешагнул через порог и захлопнул за собой дверь. У стены стояла, бледная как смерть, миссис Твин с отвисшей челюстью. Одной рукой она зажимала свой разбитый нос, а другая была протянута в сторону своего мужа. Я усмехнулся при виде этой картины.
— Что дуреха, мужа своего не узнаешь?
Если говорить честно, то сидевшего в кресле мужчину, я тоже не сразу узнал. Твин вставил в нос бумажные фитили, и перемазанная кровью и чернилами физиономия, начавшая опухать, окончательно превратила его лицо в страшную морду чудовища.
— Он… он…
— Он это. Он, — подтвердил я ее догадку. — Это я его отделал. Теперь твоя очередь.
Хозяин кабинета до этого пребывавший в шоке от неожиданного появления своей супруги с разбитым носом, как только услышал мои слова, тут же попытался спрятаться под столом. Получалось это у него плохо, так как он в страхе и спешке забыл отодвинуть тяжелое кресло. Несколько отвлекшись, наблюдая с любопытством за телодвижениями Твина, я чуть не пропустил атаку этой мегеры. Едва успел уклониться от ее удара справой, как тут же автоматически включились боевые рефлексы. Удар правой в солнечное сплетение был такой силы, что не только согнул ее пополам, но и отбросил к стене. Быстрый шаг вперед и новый удар, в печень. Скрючившись, она как подрубленная рухнула на пол и теперь лежала в позе человеческого зародыша с широко раскрытым ртом и белыми от съедающей ее боли глазами. Я повернулся к ее мужу. Тот сумел спрятаться только наполовину и теперь остановившимся взглядом смотрел на свою супругу, лежавшую на полу.
— Эй, Твин! — он с трудом, плохо понимая, что от него хотят, повернул ко мне свое изуродованное лицо. — Передай своей жене, что когда я приду сюда в следующий раз, и услышу хоть одну жалобу, то больше жалеть вас не буду. Ты все хорошо понял?
Некоторое время он тупо пялился на меня, пока до него дошел смысл слов.
— Не будете… жалеть? Вы хотите сказать, что сейчас… не сильно били?
— Дурак дураком, а соображаешь! — с этими словами я толкнул дверь и вышел.
Директор приюта являла собой крайне худосочную особу, напоминая фигурой стиральную доску. Ее умные и злые глаза некоторое время внимательно изучали меня после изложения моей просьбы, после чего последовал отказ. После того как я начал во второй раз повторять свои доводы, меня вдруг неожиданно осенило. Достал бумажку в сто долларов и положил на стол перед ней. Она посмотрела на банкноту, потом на меня. И
