Неудачное наступление германских армий в Пикардии и Фландрии не остановило германское командование от попыток организовать новое наступление, так как пассивное ожидание развязки войны для них было более мучительно, чем риск испробовать последние шансы для нанесения такого поражения войскам Антанты, после которого они сочли бы за благо предложить Четверному союзу такой мир, который бы устраивал Германию и ее союзников. Этому способствовало и обманчивое мнение в штабах английской и французских армий, что германская армия исчерпала свои возможности в мартовско-апрельских сражениях и уже неспособна вести крупные наступательные операции.
27 мая в два часа ночи ужасающий ураган огня снова забушевал на франко-британском фронте между Реймсом и севернее Суассона, и с рассветом поток германских дивизий, сметавших все на своем пути, затопил передовые позиции, а к полудню он уже лился через многочисленные не взорванные союзниками мосты на р. Эн. Таким образом, успех был полным. В центре германцы за день прошли 20 км, захватили много пленных и заставили генерала Фоша спешно перебрасывать все имеющиеся резервы с севера в район прорыва. Воодушевленное достигнутыми успехами германское командование в течение нескольких последующих дней, вводя все новые и новые дивизии для развития успеха, расширило фронт наступления своих войск до 80 км, дошли до Марны, и Париж от них находился на удалении 70 км. В ходе операции немцы взяли 55 000 пленных, 650 орудий, свыше 2000 пулеметов и большие запасы военного снаряжения[567]. В отражении наступления германской армии участвовало 45 французских, 2 американских и 5 английских дивизий и 6 французских кавалерийских дивизий. Престижу Франции и ее армии был нанесен чувствительный удар. С этого момента создавалась угроза не только портам Ла-Манша, но и Парижу. Французская столица обстреливалась из дальнобойных орудий и подвергалась ночным налетам германских бомбардировщиков[568]. Но время германских успехов истекало. Американские дивизии все в большем числе стали вливаться в боевой фронт союзников, а у германской армии силы были подорваны, пополнений не хватало, да их и не откуда было уже брать. Перебрасываемые с Восточного фронта дивизии были заражены революционными настроениями, и они разлагали и без того слабеющий боевой дух немецких солдат. Последнее крупное наступление германских войск началось 15 июля на Марне, которое тоже не оправдало их надежд. Форсировав р. Марна, германские войска смогли продвинуться вперед только на 6 км, а через три дня союзные армии нанесли сильный контрудар и к 4 августа отбросили немцев обратно к р. Эн. Три крупные наступательные операции стоили германцам огромных жертв: они потеряли убитыми, ранеными, пленными и пропавшими без вести около миллиона человек[569]. Германское командование полностью исчерпало свои резервы и стояло перед неотвратимостью неминуемого поражения.
Союзные армии овладели стратегической инициативой, и 8 августа они начали Амьенскую операцию, где решающую роль в прорыве германской обороны сыграли танки, расстреливавшие из пулеметов вражеских солдат и уничтожавшие телеграфные и телефонные линии. Штабы нескольких германских дивизий были захвачены врасплох, а по всему германскому фронту прокатилась паника. Победа под Амьеном окончательно закрепила стратегическую инициативу за Антантой, а 8 августа Людендорф назвал самым черным днем германской армии в истории мировой войны[570]. Докладывая Вильгельму II результаты наступления союзников, генерал Гинденбург заявил кайзеру, что боеспособность германской армии настолько подорвана, что она не в состоянии вести наступательные операции, и, следовательно, мысль о победе в войне надо навсегда отбросить и искать достойного мира для Германии, пока она продолжает владеть обширными неприятельскими территориями.
События на востоке, в России, были еще более тревожными для кайзера Германии Вильгельма II, чем поражения его армии на западе. Сделав ставку на большевиков и подписав с советским правительством Брестский мир, кайзер и его правительство рассчитывали, что, сняв с Восточного фронта все свои войска, Германия сможет всеми имеющимися силами если не сломить Антанту, то нанести ее войскам такое поражение, после которого им можно было продиктовать мир на своих условиях. Однако внутреннее неустройство в России и непрочность власти большевиков в первые месяцы их правления заставляло германские правящие круги держать на востоке сильную группировку своих войск, чтобы не допустить там правительственного переворота и прихода во власть людей, приверженных прежнему союзу с Антантой. Связавшись с большевиками, германские правящие круги не знали, как прервать эти связи без вреда для самой Германии. Политика советского правительства, решительно приступившего к ликвидации частной собственности, а потом и к физическому уничтожению всех собственников, как и отнятие земли у помещиков и раздача ее в руки крестьян, совершенно не укладывалась в рамки тех мировоззрений, которые веками складывались в правящем классе всех европейских стран. Капитализм победил феодальный строй, объявив частную собственность священной и неприкосновенной, и, расширив круг владельцев ее пользователей, новая общественно-политическая формация, с различными ее вариациями и подходами, утвердилась в большинстве стран земного шара. Большевики в России во главе с Лениным отказывались следовать этим старым догмам и начинали строить новое социалистическое общество на принципах коллективного присвоения средств производства, которые должны были со временем изменить характер производственных отношений и освободить граждан страны от всех видов социального угнетения. Провозглашались принципы, что все трудящиеся, после ликвидации частной собственности, должны были стать равноправными по отношению к средствам производства, что исключало эксплуатацию и изменяло классовую структуру общества. Ведущей и преобладающей формой собственности при социализме стала общенародная собственность, удельный вес которой в середине 1970-х гг. в СССР составлял около 90 %[571].
Большая часть крупной и средней промышленности в
