Но 25 апреля повезло Рыбалко. Его левый фланг (7-й танковый корпус) перерезал коммуникации между Берлином и Потсдамом, а затем через Ванзее прошел в центр германской столицы. Конев еще погоняет все свои основные силы — ближе к Рыбалко и Лелюшенко, ближе к центру Берлина. Они направляются к рейхстагу — последний тяжелый бой. И тут его солдаты начинают понимать, что перед ними уже не противник. Оба маршала прибыли к Ландвер-каналу, но Жуков сделал это чуть-чуть быстрее. В полдень 25 апреля 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты сомкнули руки на юге Берлина. Салют в Москве отмечал успехи обоих фронтов — завершено окружение германской столицы. На Эльбе советские и американские части пожали друг другу руки, это означало, что Германия поделена на две части.
События побежали с калейдоскопической скоростью. Гитлер 25 апреля приказал арестовать генерала танковых войск Вейдлинга за дезертирство. Возмущенный старый вояка лично явился в бункер и был не только прощен, но назначен «боевым комендантом» Берлина. В этот же день военный министр Стимсон сказал президенту Трумэну: «В течение четырех месяцев мы, по всей вероятности, завершим создание самого ужасного оружия, когда-либо известного в человеческой истории; одной бомбы будет достаточно для уничтожения целого города».
Готовыми к атаке на центр Берлина стояли 464 тысячи советских войск, вооруженные 12 700 орудиями, 21 тысячей «катюш», полутора тысячами танков и самоходных орудий. От их передовой линии до рейхстага и до бункера Гитлера было меньше семи километров. В небе царили две советские воздушные армии. Жуков всячески хотел избежать кровопролитных городских боев. Он постарался — еще стоя на Одере — провести учения своих войск в условиях, приближенных к городским. Пусть солдаты знают, что их ждет. Была создана систем ведения боя «в две смены» — с 7 до 18-ти и с 18 до 7-ми. Но самой лучшей школой были берлинские пригороды. Мучительным был процесс учебы для танков: стоило немцам подбить головной танк, и вся колонна становилась удобной жертвой фаустпатронщиков. Тактика Жукова была проста и эффективна. Сначала постоянно крепнущая артиллерия ведет огонь по заранее обозначенным целям, затем «катюши» своим фосфорным огнем загоняют все живое в убежища, потом вперед выдвигаются танки, крушащие баррикады, разносящие вдребезги дома, откуда раздаются орудийные или минометные выстрелы. Чуйков: «Бои внутри города являются состязанием огневой силы. Огневая сила была сильной стороной советской стороны, и она не заставляла себя ждать. Наши пушки иногда производили до тысячи выстрелов по одному скверу, по группе домов, даже по маленькому саду».
В центре города находились 60 тысяч солдат германских войск. Гитлер приказал в центральном секторе мобилизовать женщин, и те взяли в руки панцерфаусты. Основной воинской единицей здесь был 56-й танковый корпус — пять дивизий уменьшенного количественного состава. Отчаянно сражались ренегаты — добровольцы французы, бельгийцы, украинцы. Они знали, что ничего хорошего их уже не ждет. Командующий германской артиллерией полковник Волерман знал Берлин как свою ладонь и он расставил противотанковые орудия самым убийственным способом. Командующий германской обороной Вейдлинг разместился на Гогенцоллерндамм, а начальник его артиллерии Волерман — в аэропорту Темпельгоф.
Только три берлинские дороги (ведущие на запад) не были перехвачены советскими войсками, их взяла под свою опеку советская авиация. Но битва в воздухе была уже выиграна, предстояло последнее сражение на земле. Посмотрите на фотографии тех, кто шел в тот последний берлинский бой. Они устали хоронить товарищей, в ротах осталось по 20 человек, были батальоны с 50 человеками личного состава. Это поколение испило чашу до дна, оно не поскупилось. Мы — их слабые потомки — обязаны помнить бойцов победного апреля, когда живым дошел до цели седьмой или пятый. Их воля к победе, которая обеспечивала нашу свободу, была несокрушима, их любовь к нам — безгранична. Иначе они не стали бы лезть под танки противника, прикрывать своей грудью пулеметы противника, с ходу, из безнадежной позиции зубами цепляться за серые берега Шпрее. Никому мы не должны больше, чем им, пусть будет пухом им земля, которую тогда живые находили только в общественных скверах — так велико было число тех, кто не дошел.
Конев обязан был отвлечься от Берлина, следя за перемещениями 12-й армии генерала Венка, в его тылу и тылу Жукова еще находились остатки 9-й армии (стоявшей недавно на пути Жукова к Берлину) и 4-й танковой армии. Венк вел с собой 200 тысяч человек, и это были отчаянные солдаты, оснащенные 300 танками и 2000 орудий. Утром 26 апреля Венк нанес удар по связке 3-й гвардейской и 28-й армий, заходя им в тыл. Приказ, данный Лелюшенко, не позволял двусмысленных толкований — отрезать Венку путь в Берлин. Жестокость этих боев была исключительной даже для всей этой жесточайшей из войн. Немцы сражались с подлинным отчаянием обреченных, и воды каналов и улицы увидели очень много крови. Занимаясь Венком, Конев в то же время не терял прицела на Берлин, где танковая армия Рыбалко прошла Целендорф и Лихтерфельде, а Лелюшенко форсировал Хафель. Юг Берлина теперь принадлежал Коневу. Что относительно центра? Именно в этот час пришла директива Ставки, пригасившая пыл Конева, отдающая центр Жукову.
Восемь армий бились в страшных усилиях, стремясь преодолеть германское сопротивление в условиях мегаполиса. Чуйков, который бился в одном из центральных секторов города, очень рано утром 25 апреля рассматривал город — море крыш — из ванной комнаты угловой квартиры на верхнем этаже пятиэтажного старого дома, где окно выходило наружу. Точнее говоря, командарм смотрел сквозь щель в стене. Город был плоский, и Чуйкову были видны многие укрепления обороняющихся. ОКХ переместился в традиционное место военных министров Пруссии и Германии — на Бендлерштрассе, в берлинском центре. Здесь к небу поднимался черный и желтый дым. Острие атаки будет направлено именно туда. Ландвер-канал и бетонированный поворот Шпрее привлекали особое внимание Чуйкова — там рейхстаг и рейхсканцелярия — цели предстоящих боев. Особую неприязнь Чуйкова вызывали здания восемнадцатого века — их огромные стены с трудом поддавались даже артиллерийским снарядам. Чуйков вспомнил дочь Ирину, любившую играть именно в ванной. Он переложил с места на место кирпич и острая боль пронзила руку — экзема, реакция на кирпичную пыль. Слишком много кирпичной пыли было в его жизни, впервые эта экзема поразила его в Сталинграде. Совершенно внезапно здание перед его глазами содрогнулось и просело,
