Хоть я и знал, что накатившая волна злобы не моя, сдержаться удалось с трудом.
— Ты услышала!
— Я не понимала, как тут страшно! — Ольгу прорвало, она говорила и говорила, выплескивая на меня пережитые ужасы, а я слушал и разочаровывался: и вот эту девушку я считал разумной?
Издалека, из чистенькой непострадавшей Москвы, имперской небожительнице эпидемия представлялась чем-то трагичным, но возвышенным. В ее представлении больные не пахли, не ходили под себя, не корчились в муках, а тихо-мирно лежали на койках с бессознательными, но обязательно бледными и одухотворенными лицами. А мимо них, с теми же одухотворенными лицами скользили врачи и медсестры и строчили что-то в своих блокнотах, не прикасаясь к пациентам. Нет, прямо она этого всего не произносила, просто я уже перевожу ее бессвязный лепет на человеческий язык и, конечно, утрирую.
Но факт остается фактом — к тому, что на самом деле творилась в Питере, ее высочество готова не была. Отойти и затеряться на вокзале Ольга не рискнула: развозку спецов по местам Боря организовал четко. Кричать: «Я принцесса и наследница!» и требовать доставки в штаб почему-то постеснялась. С ее слов — решила сначала оценить все своими глазами. Дооценивалась — везший добровольцев автобус точняком проехал мимо сжигаемого кургана тел. Если уж у меня в кабинете нет-нет, да пованивало горелым мясом, то представляю, чем надышались они! Не выворачивало лишь самых закаленных.
В прострации, сама не своя, вместе с другими волонтерами принцесса попала в госпиталь и какое-то время ни о чем не помышляла, но когда свалился единственный ее защитник — идиот-телохранитель, помогший ей сюда пробраться, — впала в шок и устроила истерику. Не там и не тем. Кто-то из штатных медсестер, как бы не моя Надя, надавал ей оплеух и пристроил к делу — неуравновешенную девицу убрали подальше от больных, поставили в прачечную и загрузили работой. Они-то боялись нервного срыва, но Ольге, не ожидавшей подобного обращения, пришлось покориться, попутно пересматривая собственные взгляды на жизнь. И внезапно оказалось, что умирать ей вовсе и не хочется! Тем более вот так, грязно и некрасиво. Пока думала — настал комендантский час, а вскоре уже и я появился.
— Ольга! Я прошу тебя пока не раскрывать инкогнито.
— Почему?
Тщательно подбирая слова, я постарался обосновать свою шаткую позицию:
— Сейчас это вопрос централизованной власти. Губернаторствую я здесь на очень птичьих правах, недолго, и уже много успел наворотить — правильного и неправильного, все разборы будут потом. Недовольных хватает, но они пока особо не высовываются — спасибо твоему отцу. Но если вдруг появится альтернатива мне — начнется мелкий саботаж. С каждым моим спорным решением будут бежать к тебе. Да и с другими приказами все вольно или невольно будут на тебя оглядываться. В нашей обстановке, когда счет иногда идет на минуты, я не могу такое позволить. Позже, мы обязательно представим тебя со всеми положенными церемониями, подробно осветим твой вклад в дело спасения столицы, но пока тебе придется потерпеть.
— Но я же буду при штабе? Все равно кто-нибудь догадается.
— Твоя внешность кардинально поменялась, я сам узнал тебя с трудом, но мы-то были знакомы, а остальные!.. Ты не представляешь, как мало сейчас осталось тех, кто может тебя узнать! Когда это случится, тогда и будем думать.
Неуверенным наклоном головы принцесса подтвердила свое согласие, позволив мне покинуть ее.
— Егор! — окликнула она меня уже на выходе, — Я умру?
— Не умрешь. Обещаю! — «Я сам тебя убью» — добавил мысленно.
— А Олег, он кто?
Женщины!!!
— Начальник чрезвычайного штаба города. Майор. Герой. У него наград чуть меньше, чем у Сурадзе. Мой вассал. И лучший друг.
— Не говори ему, что мы с тобой…
— Не было, ничего и никогда!
— Не было, — слабым эхом отозвалась она, — ничего и никогда! — уже решительно закончила девушка.
* * *Немедленно афишировать Ольгу как принцессу я не хотел по многим причинам, не только по тем, которые озвучил ей. Одна из них сейчас плыла в сторону Москвы. Одна плела сети вокруг трона и попутно имела зуб на меня лично. Как отразится поступок ее высочества на той истории я не знал, а проверять не хотелось. Но даже не эти основные и сотни более мелких доводов повлияли на решение — за два дня только в меня стреляли уже восемь раз. Лишь единожды пуля прошла близко, забрав жизнь Гоши Большого, но моего невероятного везения у Ольги не было.
Теоретически, император может мне простить смерть дочери от болезни. Да, хрена ли себе врать — не простит! Сам, идиот, наболтал лишнего, не учел ее молодости и горячности! Маловероятно, что «тестюшка» цинично пожертвовал наследницей (хотя процентик все же на этой чаше весов я оставил, просто, чтобы был — с одним из их рода я уже имел случай ошибиться) — и не потому, что я так верил в людей, но тогда ее побег как-то поумнее бы обставили.
Но даже так — не простит! Не сразу, так потом прикопает! Но здесь я еще побарахтаться смогу.
А вот если я допущу смерть Ольги от выстрела!!!
Можно пойти и самоубиться, а потом кремироваться. Помнится, Рогов что-то в таком духе предлагал, и это он только Милославского боялся. Я же на всякий случай еще и пеплом по ветру развеяться должен.
Пусть сидит мышью при Олеге. Потом возможно будет и как-то обыграть это, но это уже будет не моя забота. И вообще: вбили девке дурь в голову, упустили в Москве — это их проблемы! У меня своих хватает!
* * *Третий день моего правления, он же пятый с начала эпидемии, прошел в штатном режиме, если только так можно выразиться о нашем положении. Никто меня не подрывал по тревоге, я даже успел немного ухватить сна.
Без накачки «шарма» чрезвычайный штаб заметно приуныл, но вскоре нашел себе новое развлечение: все с интересом следили за развитием событий между их начальником и его секретаршей. Внешне все было вполне пристойно, и поставить парочке в упрек было нечего, но взгляды, которыми украдкой, как им казалось, они обменивались!
Мне было стыдно перед Земелей,
