Дальше, собственно, началось то, что так красочно расписывал оберст-лейтенант Блёдорн. Сперва советский отряд еще на подходе был обнаружен самолетом разведчиком, затем последовала ночная атака торпедоносцев, окончившаяся безрезультатно, но вынудившая противника отказаться от обстрела порта. В предрассветных сумерках "львы" предприняли еще одну попытку, на этот раз удачную. "Ворошилов" поймал левым бортом торпеду, и эскадра вынужденно снизила скорость до 14 узлов. Ну а дальше пришло время "орлов".
Два десятка "юнкерсов" вынесли поврежденному крейсеру смертный приговор и тут же привели его в исполнение. Вернер Баумбах, буквально накануне прибытия в Крым награжденный Рыцарским крестом с Дубовыми листьями и Мечами, подтвердил свою репутацию непревзойденного мастера морских атак. Сброшенная им пятисотка, проломив все палубы, рванула в машинном отделении, практически по центру корабля. Его ведомые довершили дело, добившись еще одного прямого попадания и одного близкого разрыва.
После такого удара "Ворошилов" смог продержаться на воде еще с четверть часа, после чего с чистой совестью затонул. А эсминцы приступили к спасательным работам, старательно вылавливая из воды барахтающихся там коллег. Командование Черноморского флота, узнав о форс-мажоре, экстренно выслало помощь из Новороссийска. Сперва над районом катастрофы появилось звено Пе-2, изображавшее из себя авиационное прикрытие, а затем подтянулась пара торпедных катеров. Правда, толку от этого не было практически никакого. Так как уже через полчаса после гибели крейсера посмотреть на его могилку прилетела очередная группа восемьдесят восьмых. "Юнкерсы", не мудрствуя лукаво, тут же атаковали оба эсминца, всё еще занятые спасательными работами. В результате от прямого попадания полутонной бомбы переломился и практически мгновенно затонул "Бойкий". "Сообразительный" избежал повреждений, но и с места не сдвинулся, продолжив спасать тонущих моряков.
На что надеялось советское командование, так и осталось для меня загадкой. Но, как бы то ни было, спустя еще час, над последним уцелевшим эсминцем появились 18 бомбардировщиков, в сопровождении шестерки истребителей. Последние с удовольствием отправили искупаться обе "пешки", все еще нарезавшие круги над морем, а бомберы, выстроившись в колонну, атаковали "Сообразительного", который к тому времени был буквально забит сотнями спасенных моряков с двух утонувших кораблей.
Финал этой драмы был печален - спастись удалось немногим. Зато я теперь мог быть спокоен за предстоящую высадку на Кубани. Если у советских флотоводцев и имелись какие-то возражения на этот счет, то теперь их можно было смело сбрасывать со счетов.
Прогулка
Машина шуршит шинами по спящим улицам Москвы. Я еду на доклад в Ставку, мысленно перебирая в уме все донесения, справки, приказы, прочитанные или отданные за день, несколько нервно теребя портфель, битком набитый картами и сверхсекретными бумагами.
Впереди новый адъютант Михаил беседует с пожилым шофером Петром, со странным для моего уха отчеством Евграфович. Прежний адъютант - Сергей все-таки умудрился попасть на фронт. Причем далеко не прямым путем. Угнал с двумя дружками машину из гаража Генштаба. Напились, полихачили... естественно попали в аварию.
Сергею грозил вполне реальный срок или штрафбат. Поскольку дело напрямую касалось меня, пришлось вмешаться. Отправил скрепя сердце Серегу командиром танковой роты огнеметных КВ в Действующую армию, на Волховский фронт. А тот и рад-радехонек, по его вышло, добился своего.
Михаил по-доброму пытается расшевелить флегматичного водителя:
- Вот скажи, Евграфыч, ты каждый день в Кремле. А Сталина видел?
- Видел, это самое. На параде, эт-т самое, когда был, - несколько односложно отвечает шофер, не отрываясь от своих непосредственных обязанностей.
- Так то на параде. А я вот видел, как тебя, - продолжает теребить Михаил собеседника, изредка поглядывая через плечо на начальство, одобряет ли оно треп.
Мне самому интересно, но я делаю вид что занят раздумьями.
- Это где э-самое? - проявляет первые признаки заинтересованности и сосредоточенный шофер.
- Дык в Кремле... - слегка передразнивая деревенский говор соседа сообщает адъютант и делает МХАТовскую паузу. Всегда завидовал этой способности хороших рассказчиков. Не спешат, как опытные рыбаки дают заглотить часть информации слушателям, чтобы подвести к красивому финалу.
- Ну, это самое... - начинает теребить уже Евграфыч.
Пряча смешливые искорки в глазах, Михаил наконец раскрывает секрет:
- В кинозале. Мы с другими адъютантами и охраной собрались кино посмотреть, а тут он заходит. Поздоровался так, сказал охране "не будем мешать товарищам" и вышел...
Правда или выдумка, а может просто пересказ чьей-то байки - и не поймешь. Адъютанты - люди такие, вполне могли набраться наглости и впереться в кинозал; близость к начальству способствует ловли "звездочки" и несколько вольным нравам. Где только в этот момент был я интересно? Просмотры фильмов и военной хроники в то время уже прочно вошли в ритуал Ставки и ГКО. Сталин искренне любил важнейшее из искусств, пару раз и я побывал на таких сеансах.
- Подъезжаем, - начальник охраны, сидевший до этого молча с неприступным видом рядом со мной и бросавший косые взгляды на шутившего Михаила, мотнул головой в сторону ворот. Расслабились, получили порцию юмора - пошли работать.
* * *
Не, ну ее к черту, эту работу! Так же и чокнуться можно. Закрою глаза, а колонки цифр так никуда и не деваются. Этак я совсем трудоголиком стану. Делу - время, конечно, но и о досуге забывать не стоит. Тем более, мой дорогой и любимый шеф, он же фюрер, изволил нас ненадолго покинуть - неотложные дела государственной важности позвали в столицу. Меня с собой не взял, что с одной стороны настораживает (что-то слишком легко он начал без меня обходиться в последнее время), а с другой - всем, чем мог, я с этого направления уже прикрылся. Так что вместо того, чтобы нервничать и сушить мозг зазря, попробую ка я извлечь из неожиданной командировки начальства хоть какую-то личную выгоду. Хм, я даже знаю какую.
Как известно, у работников бывает два вида отпуска - свой собственный и когда начальство в отъезде. Вот у меня