Размышляя об этом, Люсьена иронически усмехалась, понимая, что обывателю ее рассуждения показались бы, мягко говоря, далекими от общепринятых позиций в разграничении добра и зла, однако…
Ну так вот: у нее, Люсьены Абрамец, имеется собственное представление о благе и злодействе, а если с этим кто-то не согласен, он может с ней поспорить. Конечно, это кончится для него очень плохо, однако вольному, как говорится, воля, спасенному – рай…
Чтобы устроиться на работу, Люсьене пришлось пойти совершенно нормальным бюрократическим путем: предъявить диплом врача-психиатра на имя Людмилы Павловны Абрамовой и самые положительные характеристики с предыдущих мест работы. Все это были очень весомые документы, со всеми необходимыми печатями и подписями, которые невозможно было отличить от подлинных. Конечно, она могла бы обойтись без бумажек и внушить главврачу хабаровской краевой психушки, что Людмила Абрамова – второй Павлов и Бехтерев, и также Фрейд в юбке, однако даже ее сил не хватит, чтобы постоянно убеждать в этом гор- и райздравотделы, кадровиков и бухгалтеров, коллег и возможных проверяющих. Довольно было того, что ей пришлось убедить главврача в острейшей необходимости, во-первых, принять на работу столь ценный кадр, а во-вторых, не задавать вполне естественного вопроса: почему же этот кадр, снабженный такими дипломами и характеристиками, вдруг покинул столицу и ринулся в этот край таежный, куда только самолетом можно долететь?..
Итак, ненужные вопросы главврача были успешно заблокированы, первая же беседа с ним направлена в нужное русло, и тогда-то Люсьена и получила приглашение на конференцию в мединститут и услышала фамилию Морозова.
– Илья Львович Эпштейн, мой предшественник на этом посту, – постучал главврач по своему письменному столу, – с Морозовым дружил, восхищался им, на мой взгляд, даже чрезмерно, называл его руки чудо-руками, а его самого – чудо-диагностом. Должен отдать Александру Александровичу должное – он признаки психосоматики насквозь видит! Мы не раз пытались залучить к нам работать, однако не получилось. Консультации в особо сложных случаях Морозов, правда, дает охотно и незамедлительно. Но! – Главврач значительно поднял палец. – У него есть ученик – Сергей Сергеев. Вы, Людмила Павловна, присмотритесь и к нему: возможно, его нам к себе заманить удастся, ибо парень весьма тщеславен и ему порядком надоело вечно ходить в тенечке великого учителя. А Морозов – он такой, своей тенью накрывает людей не задумываясь!
Люсьена, подавив желание подробнее выспросить о Морозове (каждое слово главврача было пронизано такой жгучей завистью, что о точности информации и мечтать было нечего), напомнила ему, что пора позаботиться и об устройстве быта доктора Абрамовой. Оказалось, что у больницы есть квартиры, предназначенные, правда, для молодых специалистов, однако одну из них главврач охотно выделит Людмиле Павловне.
Дом 7 по улице Знаменщиковой находился в двух кварталах от больницы, квартира 34 располагалась на первом этаже, и всего лишь в каком-то десятке метров от дома возвышалась могучая ограда краевой тюрьмы.
Люсьена невольно усмехнулась. Психиатрическая лечебница, тюрьма… Ее отец не единожды оказывался именно в таких местах, как тюрьмы и больницы. Люсьеной овладело настойчивое предчувствие, что она очень скоро узнает что-то новое об отце, и это, не исключено, поможет ей восстановить связь с ним, которая, как ей показалось, была утрачена во время достопамятного «интервью» Антонины Морозовой.
Слово «интервью» напомнило ей кое о чем. Оставив чемодан неразобранным и лишь бегло оглядев свою квартиру, которая состояла из огромной комнаты и столь же огромной кухни с высоченными потолками и большущими окнами, длинного узкого коридора и крохотной ванной, она вышла во двор, обогнула дом и пошла по направлению к психиатрической больнице.
Нет, ее вовсе не влекло немедленно приступить к работе, да и не туда она шла! Просто еще по пути к новому жилью, минуя трамвайную линию, которая тянулась по улице Джамбула, Люсьена случайно – случайно ли?.. – оглянулась и увидела на сером доме табличку «Редакция газеты «Тихоокеанская звезда». Именно здесь работала Евгения Васильева – та самая Женька! Поскольку Люсьену к ее новому дому подвез сам главный и в служебной машине, кроме них двоих, находился еще и водитель, она не хотела афишировать свой особый интерес к этой редакции и решила вернуться туда в одиночестве. Конечно, шофера можно было заставить остановить машину около редакции, а потом принудить и его, и главного забыть об этой остановке, однако Люсьена старалась не расходовать попусту, по мелочам, по незначительным поводам, свою силу, тем более что она сознавала, какая серьезная битва ей предстоит. Эти брат и сестра… они будут побеждены, да, без всяких сомнений, однако сейчас, стоя перед дверью редакции, Люсьена оставила свои шапкозакидательские настроения и призналась самой себе, что неизвестно, с каким счетом может закончиться битва, если она встретится с Александром Морозовым и Евгенией Васильевой лицом к лицу неожиданно, не позаботившись о маскировке, и позволит им обнаружить ее истинную сущность и открыть ее намерения. Такой оплошности позволить было себе никак нельзя! У Люсьены в памяти так и стояла сцена, когда крик Саши Морозова донесся и до его сестры, и до Павла Меца, и до остолбеневшего Вадима за несколько сотен километров. А уникальный психометрический талант Евгении? «Он больше не может ждать. Он хочет уехать и поскорей увидеть свою дочь…» Она сразу поняла сущность отца, взглянув на «Паркер» Мишки Герасимова, а ведь отец держал его в руках всего лишь несколько минут! Ни в коем случае нельзя позволить Евгении завладеть хоть каким-то предметом, принадлежащим Люсьене, даже дотронуться до себя нельзя позволить!
Да и вообще лучше не встречаться пока с ней, вдруг дошло до Люсьены. Ведь Евгения видела ее! Пусть только благодаря своему психометрическому таланту, но видела. И если она утратила свои особые способности, память она вряд ли утратила. Значит, надо сделать так, чтобы она не только не могла проникнуть в суть планов Люсьены, но и лица ее не могла разглядеть – такое, какое оно есть на самом деле. Техникой того действия, которое в старину называлось «отводить глаза», Люсьена владела в совершенстве. И сможет заставить не узнать в ней ту ослепительную юную девушку с сияющими голубыми глазами, которая наказывала Мишке Герасимову передать «Паркер»
