Нет, не в зависти дело. Лизе просто не дает покоя тревога, это все нарастающее ощущение подступающей опасности. И отнюдь не в Каширском видит она источник этой опасности.
Тогда в ком? Кто этот затаившийся враг?
Она не понимает. Она не может его узнать… И это пугает всерьез!
Стараясь, чтобы Вячеслав ничего не заметил, Лиза исподтишка присматривалась к зрителям, и все чаще ее глаза обращались к тому лысому и седобородому человеку в синей ветровке, который горбился на ступеньках, не сводя глаз со сцены.
Зачем он пересел поближе? В другое время это выглядело бы вполне естественным, но сейчас Лизе всё казалось странным. И особенно то, что он так старательно помогал Вячеславу доставать сумку. Сейчас глаз не сводит со сцены, а тогда сразу нырнул под кресло. Почему? Не потому ли, что опасался встречаться с Каширским взглядом? Что, знает о своей податливости гипнозу? Или дело в чем-то другом? Почему он так напряжен? Эти волны его напряжения Лиза улавливала совершенно отчетливо, и можно было только удивляться, что ничего не чувствовала, когда они с этим мужчиной сидели по соседству.
Тем временем действо продолжалось. Теперь Каширский беседовал с челночницей. Оказывается, ее пальцы в одночасье, как она выразилась, покрылись бородавками, которые никакими средствами не удается свести. Вызванные на сцену свидетели смотрели на ее руки с такими брезгливыми физиономиями, что можно было сразу поверить: бородавки самые настоящие. Каширский на несколько секунд устремил пронзительный взгляд в покорные глаза женщины и заверил, что отныне она избавлена от этой гадости навсегда.
Свидетелей, которые скептически перешептывались в сторонке, пригласили на осмотр. Теперь они выглядели ошарашенными. Бородавки исчезли, и кто угодно в зале мог в этом убедиться, когда челночница по просьбе Каширского прошла мимо, растопырив пальцы и демонстрируя их всем желающим.
Потом Каширский вывел женщину из транса, и она вернулась на свое место в зале, то удивленно разглядывая свои руки, то потирая лоб со страдальческим выражением.
Лиза прикусила губу. Уже сейчас у этой женщины начались головные боли, а что будет дальше?..
Постепенно шум в зале утих, и зрители снова уставились на сцену, ожидая очередных исцелений. Но внезапно в третьем ряду поднялся высокий широкоплечий мужчина и крикнул:
– Это все, конечно, очень здорово, только начинает надоедать. Мы что, в поликлинику на прием пришли? Билетики-то не дешевые! Покажите настоящие чудеса! Как Дэвид Копперфильд. Слышали о таком?
В зале снова зашумели. Это имя было знакомо всем. В минувшем году телевидение показало серию совершенно ошеломляющих фильмов о знаменитом американском фокуснике. Впрочем, слово «фокусы» сюда мало подходило. Скорее, это было похоже на волшебство. И, хоть в прессе появилось множество статей, раскрывающих тайны и зеркал, и тросов, и дыма, и ящиков с двойным дном, и прочих выдумок Копперфильда, это не ослабило восторгов публики.
– Разумеется, я о нем слышал, – ответил Каширский. – Но Копперфильд – иллюзионист, а я – гипнотизер. Статую Свободы я не могу заставить исчезнуть, да и нет у меня ее под рукой, как и Восточного экспресса, впрочем. Летать над сценой я тоже не умею, – он развел руками, как бы извиняясь. – А самое главное – не собираюсь этого делать! Мой дар предназначен не для того, чтобы развлекать и морочить головы людям, а чтобы давать установку на добро. По-моему, фокусы Копперфильда – это пустая трата очень больших денег. От его фокусов никому ни жарко ни холодно, пользы они не приносят, только развлекают.
– Да мне лично от ваших гипнозов тоже не жарко и не холодно, – выкрикнул недовольный зритель. – Мне вообще нет никакого дела до чужих бородавок или этих, как их там, остеопорозов.
– Если хотите, я могу вылечить ваше заболевание, – оживленно предложил Каширский. – Чем вы страдаете?
– Ничем! Я здоров как бык! – отмахнулся мужчина. – Но скоро заболею со скуки. Покажите что-нибудь поэффектней, чем вся эта знахарская ерундятина.
Каширский задумчиво посмотрел на него, нахмурился было, но тотчас улыбнулся и решительно сказал:
– Хорошо. Я прикажу одному из тех, кто стоит на сцене… ну, притягивать металл, что ли. Это вас устроит?
– Как это – притягивать металл? – удивился зритель.
– Да очень просто, – пожал плечами Каширский. – Сейчас сами увидите. Только выберите того из моих, так сказать, ассистентов, кому вы доверите исполнить роль магнита. Я за чистоту эксперимента. Совсем не хочу, чтобы меня упрекали, будто я использую подставных лиц.
Зритель несколько мгновений раздумывал, а потом крикнул:
– А вот эта блондиночка в черном платье пусть притягивает железяки!
Каширский положил руку на плечо светловолосой женщине, стоявшей с таким же отрешенным видом, как и прочие:
– Вы о ней говорите?
– О ней, о ней! – подтвердил неугомонный зритель.
– Ну что же… – покладисто кивнул Каширский и обратился к женщине: – Как вас зовут?
– Мила Павловская, – проговорила она тусклым, безжизненным голосом.
– Мила, вы боитесь того, что сейчас произойдет? – спросил Каширский.
Та покачала головой.
– А вы не хотите спросить, что именно я собираюсь сделать?
Блондинка снова покачала головой. Весь ее вид говорил о полностью подавленной воле.
– Ну что же, уважаемые зрители, – воскликнул Каширский, непрестанно фиксируя взглядом Милу Павловскую. – Вот вам чудо! Начнем с мелочи.
Он простер одну руку к женщине, другую к залу – и замер.
– А вот это точно подстава! – оживленно прошептал Вячеслав. – Говорил же – тут все свои! Тот зритель специально устроил скандальчик, чтобы этот номер подготовить, да и блондиночка Мила небось из их же компании.
– Правильно вы говорите! – буркнул его сосед. – Дурачат нашего брата как могут! И скандалист, и блондиночка – ассистенты Каширского. Она и на других его выступлениях изображала загипнотизированную и магнитом была. Но у нее очень классно получается, вот увидите! Монеты у вас в сумочке? Это хорошо. Тогда сережки да часики покрепче держите!
Его голос был заглушен свистом и звоном. Их издавали вихри монет, которые вдруг начали вылетать из карманов людей, стоявших на сцене, и устремляться к Миле Павловской.
Тотчас раздались испуганные вскрики в первых рядах: там зрители тоже начали расставаться с мелочью! Вот задергались, хватаясь за карманы, сидевшие и в пятом, десятом ряду… Лиза почувствовала, что ее сумочка сотрясается. Мелочь рвалась из кошелька, но и он, и сумка были надежно застегнуты.
Между тем монеты прилипали к рукам и груди Милы Павловской, не касаясь только лица, так что буквально через минуту она казалась облаченной в некие серебристо-медные доспехи.
Зал испустил единодушный вопль – и онемел от изумления.
Лиза вцепилась в ручки кресла. Хотелось бежать, бежать отсюда, но она не могла сдвинуться с места.
Ужас заставил ее окаменеть!
Она не верила своим глазам – вернее, не желала верить. Несколько раз
