– Иди ты! – смеется Алиса. – Да. Вроде того. По крайней мере, не такая мерзость, как у брата.
– Мерзость?
– Ладно, «мерзость» – не тот термин. Для гостей все было идеальным.
– Конечно. Для них свадьба твоего брата – особенный день, и они хотели поучаствовать в торжестве. Что здесь плохого?
– Все казалось мне таким… неискренним. Больше походило на флешмоб в социальных сетях, чем на праздник их любви. Боже мой, они даже завели свой хэштег!
– И в чем проблема?
– Не знаю. Но меня возмущает, что стержневые моменты нашей жизни сводятся к сотням фотографий, к проклятой информации. Вроде лайкнуть и перейти на страницу. Все фильтруется и смягчается, понимаешь? По-моему, бесконечный рост популярности призван отвлечь от того факта, что теперь наша жизнь лишена глубины. Вот что меня угнетает.
– Лишена глубины? Господи, тебе сколько лет? Пятьдесят? Ты напоминаешь стариков из восьмидесятых, стонущих от рэпа и проклинающих музыку, которая, по их мнению, привела к гибели целого поколения. Твой брат и его девушка потратили месяцы, планируя мероприятие! Они решили с помощью технологий запечатлеть его для потомков, а ты умудряешься как-то увязать их поведение с падением западной цивилизации? Что еще в твоем списке? Видео – дрянь? Молотилово?
– Я имела в виду…
– Послушай, ты думаешь, ты такая крутая, поскольку читаешь книги, слушаешь музыку на виниле и пользуешься дерьмовым диктофоном, да? Но ты – лицемерка: я видел тебя в интернете. «Фейсбук». «Твиттер». «Инстаграм». Если все настолько ужасно и фальшиво, почему бы тебе не удалить аккаунты и не начать жить в реальном мире?
– Но я – фрилансер. Я использую интернет-платформы для работы, но мне они не нравятся: жутко прилипчивые и вызывающие привыкание, если я по неосторожности зависаю там по несколько часов. «Веб» и «сеть» – новые обозначения ловушки, и это не простое совпадение.
– Ага, как же! Я-то видел твои фотки, и ты вовсе не выглядишь пойманной в ловушку.
– В том-то и суть! Все неправда. Мои аккаунты отражают мою деятельность. Очищенный, идеализированный, двумерный мультфильм. Он не имеет ничего общего с моей личностью. Я не из тех людей, кто делится с первым встречным событиями из своей жизни, стремясь кому-то что-то доказать.
– И ты пишешь роман и не ждешь признания?
– Это другое.
– И что же?
На мгновение мы смотрим друг на друга, сидя в тишине ярко-красных стен. Поверхность солнца. Жерло вулкана.
Алиса вздыхает.
– Слушай, извини, если я тебя обидела. Я не пытаюсь нападать на тебя лично. Дело не в тебе или МайндКасте. Мне неприятно, когда жизнь превращается в публичное сетевое пространство. Мне не по душе потребление чужих жизней. Странно как-то, ты не находишь? Должно быть и что-то частное, пусть сейчас это слово звучит как ругательство.
Я фыркаю. Комната окрасилась в бледно-розовый, но я пока не привык к столь радикальным переменам.
– Значит, ты предлагаешь вернуться в старые добрые времена, когда даже не изобрели фотоаппарат, да? Любой наш опыт должен быть благим, а не запятнанным фиксированием и обменом данными? Ничего себе! Но реальность стала именно такой. Хочешь ты или не хочешь, а конфиденциальность – миф. Думаешь, правительство не прослушивает каждый твой телефонный звонок? Не отслеживает каждое отправленное тобой сообщение? Я читал, в одном только Нью-Йорке около шести миллионов камер видеонаблюдения. Шесть миллионов! Никаких секретов. Наши жизни теперь – общественная собственность, и по-другому уже не будет. Я хотя бы это признаю. Зато можно использовать такой расклад и извлечь из него выгоду. Например, мой приятель Надим…
Алиса прерывает меня.
– Дэвид, подожди…
Я в раздражении отмахиваюсь от нее.
– Нет, это ты подожди.
– Дэвид, я серьезно.
Что-то в ее голосе заставляет меня замолчать. Даже при тусклом свете я могу различить, насколько она бледна, а на лице застыл ужас, смешанный с изумлением.
– Экран, – говорит Алиса, тыча пальцем вперед. – Он изменился.
Я поворачиваюсь и вижу обыкновенную сферу, пульсирующую смущенной синевой.
– Эта цветная штуковина? Она всегда так делает.
Алиса качает головой.
– Нет. Все вместе. Оно двигалось. И я заметила картинку. Лицо. В ту секунду, когда ты упомянул Надима.
При имени «Надим» изображение дает толчок. Шар шипит и фырчит, будто наэлектризованный.
– Смотри-ка!
Я киваю и подхожу к экрану.
– Попробуй еще раз о нем, – предлагает Алиса.
Я закрываю глаза, представляю себе Надима.
Алиса вскрикивает, после чего окликает меня.
– Дэвид!
Я открываю глаза. Теперь не может быть никакой ошибки: шар исчезает и сменяется мерцающим пиксельным туманом – точно такой же я видел, когда Ксан впервые продемонстрировал мне МайндКаст.
– Не останавливайся! – просит Алиса. – Сосредоточься.
Не отрывая взгляда от телевизора, я снова думаю про Надима, вспоминая черты его лица, в то время как шторм хлещет и кружится по экрану.
Быстрее, быстрее, быстрее.
В конце концов появляется Надим с его туповатой ухмылкой.
Застывшее изображение. Фотография.
– Это… возможно, – произносит Алиса. – Скорее. Подумай еще о чем-нибудь. Хотя бы о котятах. Думай о котятах.
Спустя считаные секунды Надим исчезает и появляется новое изображение – пара круглых глазищ выглядывает из белого меха. Когда я смотрю на ментальную кошку, мне кажется, что где-то ее уже видел. Может, домашний любимец какого-нибудь друга? Или…
Внезапно по экрану проплывает фотография моего отца.
Волосы светлее, глаза ярче. Он гораздо моложе, чем сейчас.
Он держит в руках картонную коробку.
Вдруг я вспоминаю.
Мне было лет шесть-семь, когда однажды папа пришел домой с коробкой. Мама так разозлилась, что сначала даже не разговаривала с отцом, ну а я влюбился в котенка с первого взгляда. Как же его звали? Пушистик?
Когда я начинаю вспоминать детали, изображение слегка вздрагивает, после чего происходит нечто невероятное. Картинка оживает: папа оборачивается ко мне и улыбается. Затем опускается на колени и опускает коробку на пол, чтобы мы могли видеть, как крошечный котенок свернулся клубком.
Неряшливый. Мой первый питомец.
Я смотрю, как на экране разворачивается мое детство, и чувствую внезапное тепло. Алиса стоит позади, ее ладонь лежит на моем бицепсе. Она очень серьезно смотрит на меня.
– Невероятно, – шепчет она. – Просто невероятно.
Я ухмыляюсь.
– Верно.
Алиса не отвечает. Теперь ее лицо непроницаемо. Возбуждена? Напугана? Я понятия не имею, что творится у нее в голое.
– Что еще?
– Ничего, – говорит Алиса, отходя в сторону. – Кстати, мне пора. Я отняла слишком много твоего времени.
– Алиса, ты что?! Наслаждайся! Да и что случилось-то?
Отец исчез с экрана, и вместо него появился знакомый светящийся шар, испускающий бледно-голубое сияние. Путаница. Непонимание.
– Ничего, – тихо произносит Алиса. – Но это действительно потрясающе. Чудо. Оно все изменит.
– Ты стал популярным в Португалии.
Мы сидим в шикарном отеле «Мэйфэйр» напротив журналистки «Гардиан», Сара наклоняется и шепчет мне на ухо. Сегодня – две недели с того момента, как изображение Надима появилось на экране телевизора. События разворачивались с головокружительной скоростью. Возрастание интереса к МайндКасту напоминало свирепое цунами: оно смело мои предыдущие проекты и занесло меня в доселе неизведанные воды традиционных СМИ.
Через
