– Жутковатая история…
История действительно была жутковатая. Харел Тамп, инженер-электронщик, знакомый знакомых Анны, спокойный, веселый и уравновешенный человек, позавчера застрелил свою беременную жену, в которой души не чаял. Абсолютно немотивированное убийство, и по городу со скоростью верхового лесного пожара пронеслись идиотские и жуткие слухи, которые Анна даже пересказывать не хочет. Тамп содержится в местной тюрьме, идет следствие, опять-таки обросшее вымыслами…
Это хорошо, что в местной тюрьме, подумал я. Нужно немедленно его увидеть. Лучше ошибиться, чем проморгать. Убита беременная. Беременность – это ребенок, а дети… Все, что связано в этом городе с детьми, пусть даже не родившимися, заслуживает внимания. Правил игры нет, я волен устанавливать их себе сам. И все тут. И пусть я потом буду выглядеть дураком…
Я тут же позвонил Зипперлейну из своей комнаты. Моя просьба насчет тюрьмы особенного восторга у него не вызвала, скорее наоборот, он немного обиженно напомнил, что от него требовали соблюдать полнейшую секретность, а о какой секретности может идти речь, если я собственной персоной заявлюсь в тюрьму? Я постарался объяснить ему деликатно, что старше его по званию, обладаю определенными полномочиями, а обстоятельства и условия игры могут меняться, и я уверен, что это как раз тот случай…
Он согласился. Что ему оставалось? После короткого раздумья я вставил обойму и сунул пистолет в карман. Вышел из комнаты, из дома, из сада, пошел по тихим, по шумным улицам. Настроение было сквернейшее. Мне не привыкать терять друзей, но гибель Лонера и Некера случилась словно бы не по правилам, она была неправильная, стояла особняком от всего, что до сих пор скрывалось за стандартными формулировками «погиб при исполнении служебных обязанностей»…
Вскоре я вышел к условленному месту и увидел голубую малолитражку Зипперлейна.
– Итак, комиссар? – спросил я, усевшись рядом с ним. В профиль он еще больше напоминал печального коршуна.
– Мы едем в тюрьму, – обнадежил он. – Надеюсь, у вас серьезные основания нарушать правила игры?
– Как бы нам вообще не пришлось отказаться от правил игры, – сказал я. – Под личиной дурачка-репортера я много не наработаю (я не сказал ему, что и так уже раскрыт). Нет, я не собираюсь вешать на грудь табличку со своей фамилией и должностью, но что-то нужно менять… Как вы расцениваете историю с Тампом?
– Обычная житейская драма.
– Речь идет о ребенке, пусть и не рожденном, а дети…
– Пустяки, – сказал он. Слишком поспешно сказал.
– И это позиция полицейского офицера? – спросил я. – Абсолютно не мотивированное убийство, а это всегда странно…
– Как вы поступите, если окажетесь перед глухой стеной, которую невозможно обойти или взорвать?
– Поищу калитку, – сказал я.
– А если калитки нет? Мы здесь стоим перед стеной, давно разбили о нее кулаки, а кое-кто и головы…
– Понятно, – сказал я. – Вы признаетесь, что увидели в случае с Тампом Нечто, но боитесь, что окажетесь бессильны что-либо выяснить… Что он говорил на допросах?
– Орал, чтобы его повесили… Вот, возьмите. Сделали специально для тюрьмы.
Он положил мне на колени бордовое удостоверение криминальной полиции, украшенное моей фотографией, заверенной двумя печатями. Очередная вымышленная фамилия в сочетании со званием старшего инспектора.
– Комиссар, что вы знаете о проекте «Гаммельн»?
– То же, что и все, – сказал он.
– То есть?
– Знаете что, поговорите вы об этом с мэром. Родилась эта светлая идея в его аппарате, они сами запрягли ученых и курировали всю работу до завершения проекта. Разумеется, в контакте с вашей Коллегией, как вы знаете.
Я ничегошеньки не знал, но не рассказывать же комиссару, что мне всего лишь подсунули альбом газетных вырезок о чудесах города и краткое изложение ученых дискуссий. Я и понятия не имел, что существуют некие проекты. Честно говоря, с таким я еще не сталкивался. Скрывать от офицера моего ранга материалы, касающиеся операции, которую ему предстоит отработать, – нечто ненормальное. Значит, у Святого Георгия были на то свои причины…
Зипперлейн тормозит перед железными воротами, и створки начинают медленно раздвигаться. Тюрьма выглядит как все тюрьмы, к сожалению, сохранившиеся еще на планете, – угрюмые здания с зарешеченными окошечками и вовсе без окон, ни клочка живой земли, сплошной бетон и асфальт, спирали проволоки по гребню высоких стен, сторожевые вышки.
Мы сдали на контроле оружие и направились к главному корпусу, эскортируемые сержантом в голубой униформе. Из вольера на нас залаяли здоровенные овчарки. Каждый раз испытываю досадный стыд и мучительную неловкость, шагая по этим коридорам. Немало народу попало сюда в результате моих трудов, но от этого не легче – всегда кажется, что мы работаем плохо, что все, кому надлежит здесь сидеть, еще сюда не попали…
У входа сержант препоручил нас молодому лейтенанту. Тот провел нас по длинному коридору с нумерованными дверями, мы миновали три препятствия в виде глухих решеток – при каждой имелся надзиратель со связкой магнитных ключей и «Штарком» через плечо, – спустились в полуподвал и вошли в маленькую комнатку с прикрепленными к полу столом и табуретками. Лейтенант жестом пригласил нас сесть, четко козырнул и вышел.
– Вам обязательно нужно, чтобы я присутствовал? – недовольно спросил Зипперлейн.
– Вы же печетесь о секретности, – сказал я. – Посудите сами: какой-то инспектор остался с подследственным, а комиссар ждет под дверью. Несуразица, а?
Он не нашел, что ответить, присел и зябко поежился. Ничего, подумал я. Происходящие вокруг чудеса – еще не основание для того, чтобы опускать руки и жаждать отставки…
Ввели подследственного. Мужчина несколькими годами старше меня, светловолосый, с аккуратной шкиперской бородкой. При других обстоятельствах производил бы впечатление приятного, обаятельного человека, души компании, хорошего семьянина и любящего мужа – каким он и был до недавнего времени, судя по досье…
– Садитесь, – сказал я ему. – Конвой свободен.
Зипперлейн откинулся к стене и прикрыл глаза – ах ты, сукин кот с тридцатилетним стажем…
– Садитесь, – повторил я. – Курите?
Он сел, положил на стол большие сильные руки и с гримасой принял от меня сигарету:
– Как в кино… Кто вы такой? Все вроде записали…
– Инспектор, – сказал я. – Хочу задать вам несколько вопросов.
Глаза у него были не просто отрешенные – какая-то немыслимая пустота, не отражавшая ни света, ни меня, склонившегося к нему, ничего.
– Какие могут быть вопросы? – сказал он. – Я во всем сознался, я психически нормален и требую, чтобы меня повесили.
– За что вы убили свою жену?
– Подите вы! – Он отвернулся.
Я встал, обошел стол и навис над ним, вплотную к нему:
– Тамп, что произошло с вашим будущим ребенком? (Он вздрогнул и сгорбился еще больше, и я понял, что взял след.) Что случилось с вашим будущим ребенком? Вы ведь ее убили из-за ребенка? Я знаю, что из-за ребенка! Ну! Тамп!
– Да при чем тут! – зло крикнул он, глядя на меня снизу вверх. – Она мне изменяла, вот что!
– Врешь, тряпка!
– Сам ты!
– Врешь, Тамп! – Я наклонился и заглянул ему в глаза. – Вы
