У неё не было близких друзей, и она не могла ни к кому обратиться с просьбой, подкинуть её до дома. Такси не приезжали на вызов к бару, чтобы потом проехать пятьсот метров. Ей необходимо найти решение, способ не оставаться в одиночестве, на произвол больных и не слишком загадочных намерений Гранта.
В комнате для персонала она сменила обувь и надела пальто. Потом спросила кое о чём у Карлоса, и он ей ответил, комментируя:
— Ты ещё не устала?
После этого она добралась до заднего выхода. Улица вела в никуда, это был тупик, отделённый высокой стеной от близлежащей улицы.
Пришлось проявить изобретательность. Она забралась на мусорный контейнер, а оттуда пробралась через стену, увенчанную колючей проволокой. Пенни не отличалась особой гибкостью, но страх и желание избавиться от Гранта, намного улучшили её ловкость. Тем не менее, перелезая через колючую проволоку, она разорвала колготки. Чёрт возьми, теперь она сама должна заплатить за них.
«Сейчас думай, как вернуться домой целой и невредимой, о колготках подумаешь потом».
Перепрыгивая через стену, Пенни порвала колготки и на другой ноге. Она плотнее запахнула пальто, мысленно посылая проклятия Гранту и всей его семье.
Заглянув в боковой переулок, она увидела его. Он поджидал напротив входа в бар. В этом направлении идти невозможно, он будет следовать за ней с видом ангела во плоти и никто не заподозрит, что он питает намерения, полные крови и спермы.
Ей не оставалось ничего другого, как сделать то, что она запланировала прежде. Быстро перешла налево, а затем повернула за угол. Оттуда она побежала, постоянно спрашивая себя сколько осталось. На протяжении этих десяти минут, ни одно такси и ни один несчастный автобус не проехали мимо, чтобы поймать их на лету.
Периодически она оборачивалась, чтобы выяснить, не преследует ли её Грант. Его не было видно, если только он не прятался.
Затем она увидела разноцветную вывеску «Maraja». Маркус курил сигарету перед входом, вместе с цыпочкой, одетой в джинсы в обтяжку, сапоги на каблуках бесконечной высоты и вульгарный полушубок зелёного цвета. Девушка курила вместе с Маркусом и смеялась, как будто в прошлой жизни была овцой, страдающей от кашля.
Ускорившись ещё немного, она приблизилась к ним. Он стоял к ней спиной. Чёрт побери эту спину, казалось, будто Микеланджело самолично высек её из глыбы мрамора. Девушка обратила своё внимание на Пенни, наклонилась и повернулась, разглядывая её с любопытством. Только тогда Пенни осознала, как она выглядит: порванные колготки и ссадина на колене, из которой струилась длинная полоска крови, которая подобно слезе, бежала до белого теннисного ботинка. Пот застилал веки, а дыхание было тяжёлым.
В этот момент повернулся Маркус. Его глаза цвета расплавленной ртути на мгновение задержались на ней, как будто бы не узнавая. Наконец он спросил, глядя из-за обычного облака дыма:
— А ты что хочешь?
Взгляд Маркуса воплощал один, чёртов вопрос. Пенни подняла глаза к небу, как бы прося прощения за собственный интеллект, поскольку выбор пал на этого пещерного человека. А потом опустила их вниз на тротуар, как бы продолжая свою попытку извиняться, только на этот раз перед всем, что находилось ниже пояса, поскольку, несмотря на все хорошие и правильные рассуждения, эти части не хотели оставаться равнодушными перед этим доисторическим зовом. Ничего не поделаешь: этот парень притягивал её, вне всякого сомнения. Ей достаточно просто увидеть его, почувствовать его ДНК, как её эстрогены со всеми молекулами и атомами отправлялись на экзотическую вечеринку.
— Что ты натворила? — ещё раз спросил у неё Маркус, разглядывая ноги, кровь и пальто с яркой бижутерией.
— Ничего, небольшое столкновение с мусорным баком. Я могу тебе кое-что сказать, наедине? — произнесла она, указывая на девушку на каблуках и в зелёном мехе, которая продолжала курить и наслаждаться шоу только что прибывшей раненой бродяги. Он повернулся к женщине, и та, не услышав от него ни единого слова, пожала плечами и бросила сигарету, раздавив её заостренным кончиком сапога. После чего вернулась в клуб.
Как только они остались одни, на необычно пустынном тротуаре, Пенни вернулась к атаке:
— Я передумала, — заявила она с решительным видом.
— Ты что, напилась? Потому что я ничего не понимаю, — возразил он, в свою очередь, гася сигарету о землю и пиная окурок в сторону дороги.
Пенни вспомнила Гранта и его завуалированные угрозы, и выпалила на едином дыхании.
— Я сказала тебе, что мне ничего не нужно в обмен на услугу одурачивания твоего куратора.
У Маркуса приподнялись губы в односторонней ухмылке, типичной для тех, кто знает, что он был прав в отношении аргумента фундаментального значения.
— И ты передумала? Кто знает почему, но меня это не удивляет. Но в постель с тобой я не пойду, даже под угрозой смерти.
— Почему ты всегда думаешь, что женщина должна просить у тебя об одолжениях сексуального характера?
— Потому что это то, о чём все меня просят. Или быть может, ты хочешь моей помощи в решении математических уравнений или я должен сделать портрет акварелью?
— Ничего подобного. Хотя должно быть грустно.
— Что?
— Думать, что весь мир вращается всегда и только вокруг твоей... э-э... штуки.
— Мир вращается всегда и только вокруг моей «э-э штуки».
— Это неправда! Я его не хочу! Я имею в виду... я не хочу ничего материального. Я просто хочу заключить с тобой сделку.
Маркус прикурил ещё одну сигарету. Эта поза – плотно сжатые губы, глаза прищурены, прислонённое к сигарете пламя зажигалки, руки впереди, чтобы защитить от ветра, – спровоцировали её гормоны в полном комплекте вернуться на абордаж. Удалённая судорога, низко, слишком низко, чтобы быть сердечным приступом или на худой конец проявлением колита, заставила её задаться вопросом, что в конечном итоге он не был неправ. У неё имелось ужасное подозрение в собственном огромном желании его и его «безымянного друга». Маркус перевернул её устоявшиеся романтические идеи: глядя на него, она не могла думать о двух влюбленных, стоявших рядом и взявшихся за руки при лунном свете в обещании вечной любви. Глядя на него она хотела только чтобы он засунул язык ей в рот и так далее, и тому подобное. «Много всего такого». Но она находилась здесь, чтобы предложить ему совершенно другое и, несмотря на проклятый костёр, раздутый у неё под юбкой и негаснущий в течение последних десяти дней, она должна выглядеть неприступной.
— Я хочу, чтобы ты был моим телохранителем по ночам.
— Не понял?
— Это всего пятьсот метров. С того места,
