– Увы, только наездами, навещаю, так сказать, родные места, – ответил он.
– Так это счастье! А я вот не могу доставить себе такой радости – посетить могилы предков.
Нариман замолк, пока официант подавал на стол новую порцию блюд.
– Нет ничего важнее родной земли, – опять заговорил Нариман. – Попробуй долму, дорогой. Это не простая долма. Она не в виноградных, а в липовых листьях. Тает во рту, и к ней обязательно возьми катык с чесноком. Мои славные предки родились в прекрасном краю. «Кара Баг» – в переводе с тюркского «Чёрный сад». Особое место для меня и для всего моего народа. Место, где рождаются поэты и музыканты. Наша маленькая Швейцария, э, что говорить!
«Да понял уже, не тупой! Значит, ты из Шуши или Степанакерта, из Нагорного Карабаха, или, как там его, Арцаха. Стоп, или так армяне его называют? Вот дьявол, ляпну армянское название – неловко получится».
– Давай, что ли, Нариман, за родителей! Перед ними-то мы точно в долгу!
Молча выпили.
– А скажи, Нариман, дорогой, почему ты называешь меня «муэллим»? Это что значит?
Петряев подцепил вилкой последнюю долму, обмакнул в соус и отправил в рот. «Презентация Транскаспийского трубопровода? Газпром?»
– Это слово по-азербайджански значит учитель, или даже больше – наставник.
– Ага, типа сенсей! – Петряев почувствовал лёгкость в голове, начала действовать водка.
– Ну, можно и так сказать, но когда я говорю «муэллим» – это значит, что я учусь у тебя – тому, что ты умеешь. А ты – у меня. – Нариман откинулся на спинку стула, пока официант ставил на стол фарфоровую кастрюлю с дымящимся бульоном, в котором плавали крошечные, с ноготь, пельмешки. – А вот этому, дорогой, мы с тобой никогда не научимся! Посмотри на дюшбара. Это произведение искусства. Только женские руки могут изготовить такое, понимаешь? У хорошей хозяйки вот таких дюшбара должно умещаться на обычной ложке не меньше двенадцати штук. Весь фокус в точных пропорциях мяса и теста. – Нариман зачмокал. – Чувствуешь, да?
– Ну, тогда за женщин!
– Э-э, всему своё время, – подмигнул собеседник. – Когда-то мы могли иметь по четыре жены. Но если одна жена доставляет радость, как четыре, то зачем тратиться на остальных? Я расскажу тебе историю, Валерий-муэллим. В одном ущелье между двумя склонами протекала река. На этих склонах стояли две башни – в них жили два князя. Они враждовали между собой. Как-то один из князей отправился на охоту, а другой захватил в это время его жену и детей и заперся в своей башне. Возвратился князь с охоты и узнал, что его недруг украл у него жену и детей. Долго сидел он у окна в башне и горевал по своей семье. А князь-похититель с издёвкой кричал ему:
– Ты, кажется, грустишь по своей семье? Нужна ли она тебе?
Тогда несчастный князь взял нитку и измерил ею точное расстояние от своей башни до башни врага. Он отправился в лес и, установив мишень на самом старом дереве, упражнялся в стрельбе до тех пор, пока не стал попадать точно в цель.
Пришёл он домой, сел у окна, а рядом поставил ружьё. Вечером снова крикнул недруг из противоположного окна:
– Ты, кажется, грустишь по своей семье, нужна ли она тебе?
В этот момент князь выстрелил из ружья, попал похитителю прямо в рот и убил его. Давай, дорогой, выпьем за семью, за твою прекрасную Альбину и маленького Стёпу. Что может быть лучше такой семьи? И что может быть хуже нажитого злобного врага?
«Не понял. Он что, мне угрожать вздумал? Красиво стелет, да спать в земле придётся. Семью ещё прицепил, ирод».
– Ах, какая история, спасибо тебе, Нариман-муэллим, рассказываешь, как поёшь! – в тон собеседнику расслабленно ответил Петряев. Но улыбки уже не было, глаза смотрели жёстко и холодно.
Принесли плов. Официант положил на тарелку бело-жёлтый рис, рядом – дымящиеся кусочки баранины, отдельной горкой – тушёные каштаны, курагу, инжир, чернослив и орехи. Поставил блюдечко с сумахом. Петряев изрядно осоловел от еды и водки. Но чем шире улыбался Нариман, тем тревожнее становилось на душе у Валерия Николаевича.
В их альков заглянул охранник Наримана. Его лицо как будто нарисовал плакатный художник тремя крупными мазками – узкая чёлка, брови и усы. Охранник склонился к Нариману и что-то сказал ему по-азербайджански. Во рту блеснул золотой зуб. Нариман довольно кивнул.
– Небольшой, но приятный сюрприз будет тебя ожидать, дорогой друг. Нет-нет, не благодари! – Нариман предупреждающе взмахнул рукой, хотя Петряев и не думал благодарить. – Это наша традиция – делать гостю подарок. Я ведь вырос здесь, внутри крепостной стены. В моём детстве этот район был как маленькая Сицилия. И если за стеной у людей мысли были о деньгах, то здесь, – Нариман сделал рукой резкий выпад, – все думали только о чести! Сосед моего дяди однажды посмел обмануть местного аксакала. И тогда к нему пришли и сказали: ты лучше не выходи из дома, Саид. Если ты выйдешь из дома, ты можешь потерять дорогу и не вернуться назад. И тогда дорога приведёт тебя к твоим праотцам. Вот так они ему сказали. И знаешь, что я думаю? Я думаю, что это было справедливо. Это было по чести. Никогда нельзя прощать обмана и вероломства. Вот что я думаю.
«Что же ты мне предложишь при таком базаре? Конечно, чем выше ставки, тем больше навар. А судя по угрозам, навар нешуточный. Поел, называется. Как бы мне колом не встал этот вечер фольклора!»
– За честь! – Петряев махнул рюмку водки, смешал рис с фруктами, положил сверху половинку каштана. Вкуса не почувствовал.
Наконец, подали чай. Теперь стол был заставлен вареньями: из фейхоа, арбуза, инжира, зелёных грецких орехов, даже из баклажанов. Официант налил ароматный чай в армуды.
– Существует легенда, – Нариман осторожно отхлебнул горячий напиток, – что армуды были созданы как символ совершенной любви, а любовь похожа на красоту цветов. Поэтому армуды напоминают бутон тюльпана. Цветы – создания прекрасные и хрупкие. Им нужна защита. Защита сильных мужчин, воинов. Мы всегда любили женщин, родину и войну. И ты удивишься, дорогой Валерий-муэллим, если узнаешь, что тебе выпала честь помочь моему народу.
– Слушаю тебя внимательно, Нариман.
«Наконец-то дошло до дела». Петряев отставил в сторону стакан с чаем и выпрямился.
– Вот ты спросил, как мои дела?
«Ничего я не спрашивал!»
– Так я тебе прямо скажу как другу – дела идут хорошо! Но душа болит! Видел камень, которым весь город облицован? Это наш гюльбах, известняк-ракушечник по-научному. Я его с гор поставляю в Баку. А места там… Война шла. Да и сейчас идёт. Хотя о
