– Я Сергей. А врач – Надежда Михайловна.
– Не нравится она мне, – воскликнула доктор, – лучше ее забрать. Сережа, запроси место.
Парень вынул телефон.
– Если не можете предоставить никаких сведений о больной, – продолжала Надежда Михайловна, – и у вас нет ее паспорта и полиса, я обязана сообщить в полицию.
– То, что я тут, вас не устраивает? – нахмурился полковник.
– Простите, нет, – вежливо, но твердо заявила врач, – есть служебная инструкция. Я обязана ей следовать.
– Сумка! – осенило меня. – Наверное, она валяется на полу.
Юра показал на трубку, которая лежала возле гостьи.
– Айфон.
– И что? – не поняла я.
Зять взял телефон.
– Можно найти ее близких.
– Кто у нее в избранных? Банк, дом, Зяма… Секундочку.
Юра потыкал пальцами в экран.
– Мамуля? – спросил детский голос. – Ты где?
– Вы Зяма? – задал свой вопрос Юра, он включил громкую связь.
– Эй! Где вы взяли телефон моей мамы? – возмутилась девочка.
Александр Михайлович отобрал у Юрца сотовый.
– Полиция. Полковник Дегтярев беспокоит.
– Ой! – испугалась девочка.
– Все в порядке. Вашей маме стало нехорошо, «Скорая» отвезет ее в больницу.
– Ой!
– Сообщите ее паспортные данные.
– Не знаю, где паспорт, – всхлипнула малышка.
– Просто назовите ее имя, отчество, фамилию.
– Зиновьева Алевтина Михайловна.
– Полис у нее есть?
– Не знаю.
– Вы россияне?
– Да.
– Живете в Москве?
– Да. Не зовите меня на «вы», я маленькая, – заплакала девочка.
Я отняла у полковника трубку.
– Зяма!
– Да.
– Солнышко, не расстраивайся.
– Мама умрет?
– Нет, нет, все будет хорошо. Сколько тебе лет?
– Пятнадцать.
Я опешила. Пятнадцать?! Подростки в этом возрасте, как правило, не говорят «я маленькая», наоборот, изо всех сил стараются казаться взрослыми. Но на удивление времени не было.
– Где ты живешь?
– Не помню, – разрыдалась девочка, – ой, мне страшно. Папа умер! А у мамы голова два дня болела.
– Деточка, ты одна дома?
– Да-а-а!
– Сейчас я к тебе приеду.
– Да-а-а! Пожалуйста! Мне жутко!
– Зиновьева Алевтина Михайловна зарегистрирована в Красногорске, – сообщил Юра, который смотрел в свой ноутбук, – в поселке Солнечный рай.
– Зяма, – позвала я.
– Что? – спросила девочка.
– Слышала адрес?
– Да.
– Он ваш?
– Да.
– Скоро я приеду. Но не указан номер дома.
– В поселке имена. Наш коттедж «Снежинка», он стоит самым последним у леса, – прошептала девочка.
– Уже выезжаю, – воскликнула я.
– Мы ее оформили, – сказала Надежда Михайловна, увидев, что я прекратила беседу, – попросите дочь привезти паспорт и полис матери.
– Она в шоке, – заметила я, – не очень удачная идея просить ее приехать в клинику.
– Я великолепно управлялась с двумя маленькими братьями в тринадцать лет, – сердито сказала врач, – мать постоянно моталась в командировки, Петя и Толя на мне висели. Утром в садик их отведу, бегу в школу, после уроков домой, ужин готовлю, мальчиков приведу, спать уложу, ночью домашние задания делаю. Нынешняя молодежь изнеженная! Чуть что, у них депрессия. До тридцати лет они малыши, потом лентяи. Кто-то из ваших мужчин поможет больную в машину отнести?
– Конечно, – хором ответили все.
Глава 3
– Кто там? – спросил из домофона тихий голос.
– Зяма, это Даша, я говорила с тобой по телефону, – представилась я.
Замок щелкнул, я вошла в просторный холл. Похоже, Алевтина Михайловна ни в чем не нуждалась. Дом, в котором она живет, это таун-хаус на две семьи, находится он в поселке, расположенном в лесу. В прихожей, где я нахожусь, на полу уложен фигурный паркет, стоит дорогая вешалка, висит роскошное зеркало в бронзовой раме и люстра ему под стать. На дорогой консоли лежала толстая тетрадь. Я прочитала вслух надпись на обложке: «Дневник радостей Снежинки».
– Я записываю сюда все хорошее, что случилось за день, – объяснила Зяма, – если по-моему ничего замечательного не произошло, мама велит подумать, и хорошее всегда находится. Солнце светит – радость, дождик идет – радость. Мама жива?
– Да, не беспокойся, – сказала я, – она поправится. Ты, наверное, будущая балерина?
– Как вы догадались? – удивилась Зяма.
– Ты стоишь, вывернув ступни, и мне стало понятно, что ты каждый день занимаешься экзерсисами, – объяснила я, – если я попробую принять ту же позу, мигом шлепнусь.
– Я учусь в академии танцев Степана Лукина, – прошептала девочка. – Что вы от меня хотите?
– Найди, пожалуйста, паспорт и полис Алевтины Михайловны, – попросила я, – их надо отвезти в больницу.
– Да, – сказала девочка, – я уже нашла их. Где мама?
– В клинике на улице Шляпина, – пояснила я.
– Это где?
– На улице Шляпина, – повторила я.
– Как туда попасть? – спросила Зяма.
– Наверное, на автобусе или маршрутке, – предположила я.
– Там надо деньги платить?
– Конечно.
– У меня их нет, – шмыгнула носом Зяма, – вообще ни копейки. Мама не разрешает мне деньги трогать. Они грязные. Можно заразиться, заболеть и умереть. В общественном транспорте полно микробов. Сейчас бушует эпидемия гриппа. И в больнице можно вирус подцепить. Я одна из дома теперь не выхожу. Раньше ходила в академию, правда, пару раз ключи теряла. Хотите чаю?
Я кивнула.
– Умеете его заваривать? – задала совсем уж неожиданный вопрос девочка.
– Конечно, – улыбнулась я.
– Пойдемте в столовую, – пригласила Зяма.
Я пошла за ней и очутилась в большой комнате со столом, стульями, буфетом – мебель была дорогой, итальянского производства.
– Вот банка, – пролепетала Зяма, – и чайничек.
– Похоже, ты не любишь готовить, – заметила я, включая электроприбор.
– Мама не разрешает, – сказала Зяма, – я могу пролить кипяток, обожгусь, попаду в больницу, умру…
– Тебя, наверное, одну не выпускают в город? – предположила я.
– Нет! Мы с мамой всегда вместе.
– Алевтина Михайловна не работает?
– Она дома рисует. Мама иллюстратор детских книг. Отведет меня в академию и пишет картинку.
Я села за стол.
– Зяма, как тебя зовут?
– Зяма.
– Навряд ли так в паспорте написано.
– По документам я Светлана.
– Очень красивое имя, – сказала я.
– Маме не нравилось.
Глагол в прошедшем времени резанул слух.
– Света, твоя мама жива.
– Вы уже говорили. Я знаю.
– Почему тогда сказала: «Не нравилось»? Не нравится, – поправила я.
– Нет. Не нравилось, – возразила девочка, – мама так говорит: «Имя Светлана всегда мне не нравилось, но папа так тебя назвал. Противное имечко». Вот. Я Зяма. Можете мне чаю налить?
– С удовольствием, – ответила я, – у тебя есть какие-нибудь родственники?
– Нет. Папа умер. Вот. Бабушек-дедушек, тетей-дядей, слава богу, нет!
– Почему «слава богу», что нет родных? – удивилась я.
– Так мама говорит.
– Зяма, Алевтина Михайловна приехала к нам с пылесосом-роботом. Мы приняли ее за дилера, который ходит по людям и предлагает им делать покупки, получая за это процент от фирмы.
– Нет. Мама художник.
– Зачем тогда она привезла нам агрегат? И вела себя как коммивояжер?
– Слова этого ком… во… жер я не знаю. Простите. Мама вместо тети Липы отправилась.
– Значит, у тебя все-таки есть тетя? – обрадовалась я, давно поняв, что девочку нельзя оставить одну дома.
– Она не настоящая тетя, не по крови. Подруга мамы, они всю жизнь вместе, их родители дружили. Я слишком маленькая, чтобы звать ее просто Липой. Поэтому – тетя.
– Можешь ей позвонить?
– Нет.
– Почему?
– У меня нет мобильного. Только компьютер. Я пользуюсь им для уроков. Мама запретила соцсети. Я в них не хожу. А излучение от ноутбука вызывает рак. Если долго им пользоваться, в день по несколько часов, я заболею и умру.
– Здесь же есть городской аппарат?
– Да! Ой. Я не сообразила. Простите.
Зяма схватила трубку, которая лежала на буфете, потыкала в нее пальцем и дала мне. Через секунду я услышала
