Та вздрогнула, точно очнулась от транса.
– Мне твой папашка много бабок должен. Да ты, наверное, сама знаешь, а иначе бы от меня не бегала. Значит, так, – стал прикидывать он в уме, – в наследство ты только через пять месяцев вступишь. Это я о квартире твоей, – усмехнулся он, – но одной ее будет мало, она потянет всего тысяч на пятнадцать- двадцать. А Славик должен мне в десять раз больше. Ты ведь знаешь, где твой папа дорогой бабки от проданных авто схоронил. Ведь знаешь?
Захарыч придурковато заулыбался, увидев на Ритином лице невинное выражение.
– Зна-аешь, – выразительно вздохнул он, – он ведь не мог не сказать тебе. Да-да, – закачал он головой, неотрывно глядя на Риту, – Славик наш золотой одним махом по дешевке продал больше ста тачек, бабки затарил и хотел уже было на юга мотануть, а не повезло – сгорел заживо, бедолага!
Склонив голову набок, Захарыч мерзко ухмылялся.
– Это вы его убили, сволочи! – закричала вдруг Рита, нутро которой сотрясалось от рыдания и хохота.
– Не-е, – протянул Захарыч, – мы тут ни при чем. Я до последнего не знал, что твой папаша на такие подлости способен!
– Я тебе не верю!
– А я не Господь Бог и даже не священник, – цинично усмехнулся Захарыч, – мне твоя вера не нужна. Мне нужно, чтобы ты сказала, где твой папаша деньги припрятал. Вот так, девочка.
Рита опустила глаза, она не хотела видеть гадкую ухмылку этого самонадеянного бандита в деловом костюме.
– Не пойму, о чем ты? – приподняла свои острые плечи Рита.
– Не поймешь? – с наигранным состраданием, словно Рита была душевнобольной, переспросил Захарыч. – А вот как пропущу тебя через строй, так сразу и поймешь. Видишь, какие у меня ребята, они только и ждут, чтобы заняться тобой! Хочешь узнать, что они делают с такими несговорчивыми маленькими сучками?
Он затрясся в судорожном смехе. Рита заставила себя взглянуть ему в лицо. Омерзительная гримаса уродовала его, скошенный рот напоминал темный провал, брови плясали, как у клоуна, щеки дрожали подобно двум сгусткам желе. Рита вперила в Захарыча немигающий взгляд, победив отвращение и страх. Словно он был скользким гадом или изуродованным бурей деревом. В этом клокочущем смехе было что-то инфернальное, застывшее, несмотря на игру лицевых мышц.
– Я жду, – перестав смеяться, сурово сдвинул он свои короткие брови. – Где деньги?
Это выражение ему совершенно не шло, в нем чувствовалась какая-то неестественность, какая-то мучительная натужность.
– Я ничего не знаю о деньгах. Мой отец мне ничего не говорил о них, – чувствуя с ужасом, что краснеет, отчеканила Рита. – Возможно, папа что-то взял у вас и не вернул, но мне об этом ничего не известно, клянусь. Папа никогда не делился со мной своими планами, а тем более не говорил о деньгах. Он вообще не любил давать мне деньги, говорил, что я всего должна достичь в жизни сама.
– Тогда, может, скажешь мне, где ты была? – в голосе Захарыча скользнула тень сомнения. – Тебя целый месяц с собаками искали.
– Ну… – немного замешкалась Рита, – меня так поразила трагическая гибель отца, что я… решила уехать…
– Куда? – неподдельно заинтересовался Захарыч.
– Ну… – Рита замолчала.
– Дай-ка мне ее сумочку, – Захарыч щелкнул в воздухе пальцами.
Длинный подал ему сумку, содержимое которой Захарыч высыпал на стол. Вместе с остальными женскими штучками из сумочки выпал авиабилет. Захарыч поднял его и принялся разглядывать, прищурив глаза. Наконец, разобравшись в латинских буквах, он помахал билетом в воздухе.
– Вот как, – улыбнулся он, – девочка была во Франции? На какие бабки, интересно?
– У меня были небольшие сбережения… – пожала плечами Рита.
– Кончай врать, сука, – заорал вдруг Захарыч. – Говори, где мои бабки.
– Я… Я не знаю, – промямлила Рита, понимая, что теперь ей придется не сладко.
– Длинный, – Захарыч резко повернул голову к охраннику, – займись ею.
Длинный, осклабившись, направился к Маргарите. Она вся сжалась, ожидая самого худшего, но Захарыч вдруг остановил своего громилу.
– Отставить, Длинный, – он выпятил влажные губы и пожевал ими, – отведи ее в подвал. А ты, – он поднял голову и посмотрел на Риту, – посиди и постарайся вспомнить, куда твой папашка спрятал деньги. Я тебе очень советую вспомнить. Вспомнишь – останешься жить. Нет – умрешь, но перед смертью мои ребята позабавятся с тобой. Так уж положено.
Он с наигранным сожалением развел руками и кивнул Длинному.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Поспешный уход Вероники вызвал в Яне легкое недоумение. Она все еще чувствовала слабость, но постепенно приходила в себя. Когда дрожь в руках и коленях прошла, Яна поднялась с кресла и, открыв все форточки, направилась за занавес. Джемма снова подняла голову и повиляла хвостом.
– Что, проголодалась?
Джемма как-то по-заговорщицки посмотрела на хозяйку. Яна взяла небольшую колбочку с лавандовым маслом и вернулась за стол. Джемма улеглась у ее ног и начала жалобно поскуливать.
– Что с тобой?
Яна хотела уже смежить веки и приступить к процедуре расслабления, но Джемма принялась испускать еще более пронзительные жалобные звуки.
– Не понимаю, – пожала плечами Яна, снова закрывая глаза.
Но расслабиться ей не удавалось, несмотря на самовнушение. Она не могла понять что с нею происходит. Как-будто неведомая сила затворяла перед нею возможность успокоиться и снять напряжение. Яна открыла глаза и в тоже мгновение почувствовала в грудь сильный толчок. Что-то вдавило ее в спинку кресла, а свет погас. На фоне абсолютной черноты Яна отчетливо увидела два огненных силуэта. Они волочили следом за собой какой-то темный комок. Внезапно из этого темного, едва различимого месива пружинисто выпала рыжая прядь. Яна вскрикнула, а Джемма залаяла.
Еще через пару секунд Яна уже стремительно натягивала на себя ставший таким предательски непокорным джемпер. Джемма неистово прыгала рядом. Потом вдруг замолкла и, тяжело дыша, легла на пол.
– Сейчас я оденусь, – пообещала Яна, застегивая джинсы.
Наскоро заперев дверь, Яна, держа Джемму на поводке, вышла за калитку. Взглянула на часы. До ближайшего автобуса – десять минут. Яна вытянула руку.
Водитель остановившегося «жигуленка» шестой модели, сутулый лысый очкарик, согласился взять собаку «на борт» за дополнительную плату.
– Куда едем? – деловито поинтересовался он, когда Яна захлопнула за собой дверцу машины.
– В центр, – озабоченно ответила Яна.
– Центр – это понятие растяжимое, – тоном школьного учителя изрек очкарик, – куда конкретно?
– Я вас очень прошу, поезжайте, – умоляюще посмотрела на него Яна, Мысленно настраивая Джемму на запах Вероники, – не волнуйтесь, я скажу вам, где остановиться.
Водитель потер лысый лоб, недоуменно пожал плечами и нажал на педаль акселератора. За окнами машины замелькали заснеженные виражи и, казалось, с трудом удерживающиеся на них домики. Минут через пятнадцать «жигуленок» подъехал к Крытому рынку.
– Ну, а дальше куда? – недовольно спросил очкарик.
– Поезжайте прямо пока… – озадаченно сказала Яна, поглядывая на собаку.
– Ну вы, гражданочка, даете, – покачал головой очкарик, – первый раз у меня такая пассажирка.
Машина двинулась по Чапаева в сторону Московской. Когда «жигуль» выехал на Пороховую, Джемма дернула поводок.
– Вот здесь, – Яна протянула изумленному водителю деньги, – спасибо.
Очкарик принял гонорар и, еще раз смущенно пожав плечами, плотнее закрыл за Яной дверцу. Джемма
