(Зато, равновесия ради, я крайне редко смеюсь, если смотрю комедии. Впрочем, почти и не смотрю.)
Зато был совершенно прекрасный эпизод в эпоху первых видеомагнитофонов, когда все ходили в гости к их обладателям и смотрели все подряд. Мы с друзьями посмотрели кинофильм «Восставшие из ада», который никого из нас не напугал, только довольно противно было смотреть на избыток кровавого ливера, из которого лезли не то черви, не то змеи, не то просто щупальца, точно не скажу, дело было давно. Но как-то мы высидели до конца – все-таки кино по видику, такие события надо уважать.
Действие фильма «Восставшие из ада» разворачивается в больнице. И вот, посмотрев фильм, мы пошли навещать своего друга, который тоже лежал в больнице. Правда, в другой. Но когда мы тайком залезли в окно и пробирались в палату друга по коридорам (навещать больных было запрещено, но все так ходили), нас накрыл-таки самый настоящий ужас, граничащий с паникой. За дверью каждой палаты таился вход в ад, и все эти щупальца-черви-змеи приветливо шевелились в темноте.
Мы (нас было четверо) собрали волю в кулак, добрались до палаты, отдали другу бутерброды, которые мужественно через весь этот восставший больничный ад несли, а потом вышли и побежали, как будто за нами и правда гнались все силы ада. И весь остаток вечера чувствовали себя так, словно и правда чудом спаслись. А ведь взрослые были люди, всем совершенно точно больше двадцати лет.
Страшное правдо про человекожызнь
Тут у вас нас все устроено так, что почти никто не получает желаемого по максимуму. Зато практически все получают то, на что согласны в самом крайнем случае. Где провели нижнюю границу допустимого для себя, так и живут.
Засада в том, что большинство людей, о чем бы ни мечтали, в глубине души согласны на просто-возможность-выжить. И желательно при этом еще хоть как-то, пусть через пень-колоду продолжить род. Так и получается. И только упертые идеалисты, у которых нижняя граница допустимого прочерчена достаточно высоко, на уровне «по-моему или никак», или погибают (с выживанием в рядах идеалистов крайне неважно), или уже живут – так живут.
Суровый балтийский юг
Несколько лет назад, когда в городе внезапно появились белые акации, и все, конечно, сразу вспомнили, что они были всегда, у меня не возникло никаких возражений. Белых акаций мне тут не хватало, я их люблю.
Несколько дней назад таксист, проезжая мимо стадиона Žalgiris, сообщил, что в годы его детства на месте стадиона была воинская часть, за забором которой росла черешня. И они с друзьями эту черешню воровали, а караульный грозил им ружьем.
Ладно, – думаю, – черешня – так черешня. В воинской части, ладно, пусть.
В ответ на мою индейскую невозмутимость таксист почесал в затылке и добавил, что во дворе дома его друга детства, который жил с семьей в Жверинасе, росли персики. И отец друга, заслуженный хирург, разрешал им эти персики рвать, при условии, что не сломают деревья.
ЧЕЕЕГООО?
Персики, да. Мне не послышалось. Персики. Не, ну а чо.
Сегодня, светлой северной летней ночью, наступившей сразу после почти двадцатичасового знойного дня, на улице Вильняус меня посетило смутное подозрение, граничащее с почти полной уверенностью, что еще несколько лет спустя на улице Вильняус появятся пальмы. И все, конечно, сразу вспомнят, что пальмы тут росли всегда. Ну а чо, юг он и на Балтике юг.
Так вот, дорогие сотрудники Виленского погодного отдела Небесной Канцелярии. Если пальмы, то тогда уже и море, это будет честно. Настоящее, то есть видимое, а не вот это непостижимое и неопределенное, которое шумит и пахнет во тьме. Желательно Черное. Не следует мелочиться. Если уж все можно, значит можно все.
ТТак называемые простые люди мне совершенно неинтересны, мне не только не о чем с ними говорить, мне даже смотреть на них незачем. Ничего духоподъемного в этом зрелище нет.
Штука в том, что простой человек – это не вековечная константа, а всего лишь состояние сознания. Для большинства обычное, но ни для кого не постоянное, хотя бы потому, что каждый из нас ночью (ну, кое-кто под утро) оказывается на границе между разными способами бытия и неизбежно вываливается из привычной системы координат в неведомое, то есть в сон. И немедленно перестает быть простым человеком, становится черт знает чем.
А черт знает чем мы с Вселенной очень даже интересуемся.
Ясно, что выходов за рамки повседневного состояния сознания и без всяких снов полным-полно, просто сны это самое очевидное. А так-то – засмотрелся на текущую воду, замер ухваченный за нежные ноздри запахом свежескошенной травы, ослеп на миг от чужого, ничем тебе лично не грозящего горя, вот уже и вышел куда полагается. Потом, конечно, обратно вошел, но кого это беспокоит. Уж точно не меня. И тем более не Вселенную.
Чем дольше живу, тем больше (с непреходящим изумлением) убеждаюсь, что для меня это вообще самое важное: неотвратимость регулярных изменений состояний человеческого сознания. Как будто у меня в этом деле корыстный интерес. Хотя черт его знает, может, и корыстный. Может, я вообще это ем?
Такая примерно динамика
В раннем детстве смотришь на других людей в полной уверенности, что они чудесные существа. Даже нет, не «в уверенности». Просто знаешь, видишь, что это так. Не все чудесные существа тебе по вкусу, у некоторых совершенно невыносимый внутренний ритм, а некоторые явно оказывают на окружающий мир влияние, которое тебе лично не нравится, и ты громко орешь, потому что – никому не объяснить. Но в целом, мироустройство кажется понятным и правильным, и ты со своим внутренним ритмом и умением влиять на окружающий мир тут вполне на месте.
Став чуть старше, отчасти (но пока в малой степени) утратив остроту восприятия, обзаводишься аналитическим аппаратом и немедленно обнаруживаешь, что окружающие тебя чудесные существа маются какой-то не особо сложносочиненной хней. И вроде бы остаются чудесными существами, но делают вид, будто это не так. Притворяются, что все происходит только на самой поверхности мира, а на глубине ничего нет. Оп-па! – думаешь ты. Похоже, тут зачем-то надо так притворяться. От кого-то скрывать все самое важное и интересное. Ладно, будем скрывать.
Став еще старше (скоро уже, страшно подумать, в школу), тупеешь (это если о восприятии), зато отращиваешь себе огромадное по местным меркам критическое умище. И начинаешь понимать, что окружающие – вообще никакие ни разу не чудесные существа. Ничего они не умеют, кроме как забивать гвозди и
