Стефан нетерпеливо отмахивается от моих сентиментальных воспоминаний.
– Да бог с ним, с кафе. И черт с вами обоими. Я о маяке спрашиваю. Что с маяком происходит? На кой тебе вдруг сдался маяк?
– Ну как – «на кой»? Чтобы было. Во-первых, я жадный, ты знаешь. И по сути своей – дикий, неразумный конкистадор. Лишь бы захапать побольше, а там разберемся, что с этим делать. А во-вторых, не люблю бросать друзей в беде. В беде с людьми обычно случается самое интересное, и хорош я буду, если все пропущу, как дурак.
– Что за беда такая?
– А то ты не знаешь.
– Не знаю, – твердо говорит Стефан. – И даже вообразить не могу. Не такой человек Тони, чтобы попасть в беду.
– Ну так есть еще Тони Куртейн, это значительно увеличивает шансы. Хочешь попасть в беду – заведи двойника на Этой Стороне и жди, рано или поздно обязательно все получится. Даже руками ничего делать не надо, прикинь.
– Да ладно тебе, – недоверчиво хмурится Стефан. – Какие могут быть беды у Смотрителя маяка?
Похоже, он и правда не знает. Стефан! Не знает! Ну и дела.
– Ладно, – говорю я, – раз так, надо рассказывать с самого начала. Тогда налей мне чего-нибудь. Много не надо, просто для очистки совести. Она не позволяет мне сплетничать о друзьях, но совершенно не против, если я спьяну лишнее сболтну.
– Держи.
Стефан протягивает мне знакомую синюю флягу из Тониного кафе. Такие есть у всех его постоянных клиентов, кроме меня: я наотрез отказался, просто из чувства самосохранения. В каждой Тониной фляге помещается целая бездна превосходного коньяка, а у меня есть дурная привычка всегда допивать до дна. Но к чужой-то пару раз приложиться можно – при условии, что владелец фляги человек хозяйственный и отберет у меня свое имущество прежде, чем я с ним сроднюсь.
– Дела обстоят так, – говорю я, возвращая Стефану флягу. – Обитатели нашей Изнанки, сам знаешь, часто заходят к нам в гости – некоторые мастера по своей воле, но чаще просто нечаянно сюда проваливаются и тут же теряют память; хуже того, сразу занимают здесь как бы свое законное место, получая новую личность и воспоминания о якобы прожитой жизни, причем подкрепленные фактами: у них и жилье тут обнаруживается, и необходимые документы, и работа, и даже какая-то родня. Ну и все, привет, намертво застрял. Как удрать из ловушки, если считаешь, будто эта ловушка – твой милый дом? Лично у меня такое впечатление, что наша реальность просто цинично охотится на жителей Изнанки, как страшная рыба галатеатаума[15], в чью светящуюся пасть заплывают целые стаи глупых мелких рыбешек; ладно, неважно. Главное, что в итоге все они благополучно возвращаются домой на синий свет своего маяка…
– Про рыбу красиво сказано, – нетерпеливо кивает Стефан. – И даже похоже на правду. Но вообще-то я в курсе, зачем нужен маяк.
– И что тем, кто сдуру выехал или вышел за пределы этого города, вопреки строжайшему запрету, никакой маяк уже не поможет, хотя бы потому, что они его не увидят, ты тоже в курсе?
– Естественно. Я даже знаю, сколько народу нарушили этот запрет с тех пор, как начальницей тамошней Граничной полиции стала Ханна-Лора. До нее списков пропавших без вести не составляли, считали это слишком грубым вторжением в частную жизнь; по-моему, глупый подход, но ладно. Главное, сейчас список есть. В нем девятнадцать имен. Не то чтобы сильно много. Но жалко, конечно, людей.
– Может, у них сейчас такая интересная жизнь, что это нас с тобой пожалеть впору?
– Всякое может быть, – задумчиво соглашается Стефан. – Родившиеся на Изнанке часто оказываются счастливчиками не только по здешним меркам, но и по самому большому счету – от привычки к легкости бытия, к счастью, так сразу не избавишься. И тамошняя невесомая, искрящаяся радость вечного детского праздника за многими из них хвостом волочится, даже после того, как окончательно утратят себя. Однако их близким точно не позавидуешь: они-то памяти не теряли, помнят о своей потере и знают, что она – навсегда.
– Вот именно. И вот тебе, собственно, сплетня, она же интересная новость: один из этих девятнадцати – близкий друг Тони Куртейна. Ближе не бывает. Причем, как я понимаю, Тони Куртейн отчасти его на этот фортель подбил. По крайней мере, сам он думает, что подбил – как минимум захватывающими рассказами о трудной, но удивительной жизни людей Другой Стороны, как они нас называют. А смешно, кстати, скажи? С нашей точки зрения их призрачный мир – таинственная Изнанка, в которую здесь никто толком не верит, а они считают, это мы – загадочные зловещие существа с Другой Стороны.
– Да не то чтобы прямо зловещие, – невольно улыбается Стефан. – Но странные, это да.
– В общем, друг Смотрителя маяка оказался человеком храбрым и любопытным; и то и другое, с горкой, все как мы любим. Но для спокойной приятной жизни не лучший вариант. Вот и этот красавец ушел прогуляться на Другую Сторону, то есть, собственно, к нам, якобы ненадолго, а сам пересек городскую черту. В здравом уме и трезвой памяти, даже при свидетелях, передав через них несколько прощальных писем родне и друзьям – всем, кроме Тони Куртейна, потому что они тогда то ли просто поссорились, то ли что-то похуже между ними произошло. Еще и поэтому Тони Куртейн с ума сходит. А наш Тони с ним за компанию. Я так понимаю, у двойных людей все очень сложно устроено: жизнь у каждого своя, но настроение общее, одно на двоих. Ну или не всякое настроение, а только большое счастье и великое горе. Не разобрался пока.
– На