От сигареты ему здорово полегчало – в том смысле, что затошнило от непривычно крепкого табака, и остальные проблемы поневоле отступили. Понятно, что временно. Но хоть так.
– Ужасная дрянь, – сказал он наконец прорезавшимся голосом.
– Да, – кивнул незнакомец. Он выглядел страшно довольным собой. – Хуже стакана водки на голодный желудок. Это не то «Монте-Кристо», не то «Лигерос»; в общем, кубинская сигарета, из обрезков сигарного табака, таких уже давно не делают. Ну или делают, но в Европе точно не продают. Но у меня в кармане как раз завалялась одна. Рад, что вам пригодилась. Добро пожаловать домой.
– Я был… где-то не здесь? – спросил Ганс. – На том свете?
– Можно и так сказать, – легко согласился незнакомец. – Но лучше не надо, потому что это неправда. Такой же «свет», как этот, ничем не хуже. Читали в детстве фантастику? Ну, тогда совсем просто. Считайте, это был параллельный мир. И знаете, что я вам в связи с этим происшествием посоветую? Никогда не стирайте свои штаны.
– Что вы сказали? – Ганс был уверен, что ослышался. – Сразу после «параллельного мира»?..
– Я сказал: не стирайте свои штаны. Если они сами высохнут, на них останутся следы от морской соли. Такие противные белые разводы – ну вы же у моря выросли, знаете, что я имею в виду.
Ганс молча кивнул, не понимая, к чему он клонит.
– У вас будет хоть какое-то доказательство, – завершил незнакомец. – Не самое убедительное, но гораздо лучше, чем ничего. Про некоторые невозможные события лучше точно знать, что они действительно были. Потому что если от них отмахнуться – а отмахнуться захочется, так уж устроен наш ум – считайте, все было зря. Даже море. А с ним так обращаться нельзя.
Девятый круг
Тони КуртейнТони Куртейн шел по неширокой темной улице. Шел как бы помимо воли, не предпринимая никаких специальных усилий, ноги сами делали это, пока он растерянно оглядывался по сторонам.
На первый взгляд, вполне обычная улица, даже смутно знакомая, как будто уже бывал здесь – то ли очень давно, то ли во сне, то ли просто пьяным. Но что-то с ней было явно не так. И ведь сразу не скажешь, что именно. Дома, пожалуй, немного выше, чем следует; впрочем, далеко не все. Среди них попадаются уродливые и просто безликие коробки с окнами, но их не настолько много, чтобы радикально испортить общий вид. Большинство окон темные; оно и неудивительно, все-таки ночь на дворе. Но некоторые утешительно сияют всеми оттенками тихого домашнего света – голубым, бледно-желтым, красноватым, зеленым, белым, как лунный диск; это зависит от мощности лампы, цвета абажура и занавесок, обычное дело, все как у нас, – думал Тони Куртейн. – А деревья вообще те же самые: липы, каштаны, клены. И цветы на клумбах похожи, насколько их можно разглядеть в темноте. Вот фонари, кстати – да, совершенно другие, гораздо менее яркие, тускло-оранжевые. Довольно неприветливые фонари. Может быть, поэтому мне здесь так неуютно? Освещение много значит. Но скорее всего, проблема как всегда в голове. Слишком часто слышал, будто Смотритель маяка ни при каких обстоятельствах, просто в силу своего устройства не может целиком очутиться на Другой Стороне. А я все-таки здесь.
Я на Другой Стороне, – думал Тони Куртейн. – Интересно, как так вышло? Я же ничего для этого не предпринимал. И вообще ничего особенного не делал, просто сидел в кресле с газетой, пил адарский айвовый сидр, услышал какие-то звуки внизу, поднялся проверить, что там случилось, и вдруг сразу – ррраз! – почему-то уже иду по улице, темной и угрожающей, как в фильме ужасов; впрочем, скорее всего, она такой просто кажется. От эффекта внезапности и из-за тусклых фонарей.
– На самом деле это нормально, – раздался откуда-то справа, из темноты голос его старого друга.
То есть, друг конечно был не его, а здешнего двойника, но Тони Куртейн давно привык, что жизнь у них более-менее общая. Как же все перепуталось, а.
– Я имею в виду, – продолжил голос, – нормально, что Смотрители маяка иногда меняются местами. По уму, именно так и должно быть, иначе какой смысл? На кой вообще сдался двойник, с которым нельзя обменяться реальностями? Что это за жизнь? Просто твои предшественники не успевали дождаться этого прекрасного момента, слишком рано сбегали на пенсию. В таких случаях принято говорить: «и их можно понять», – но на самом деле, лично я совершенно не понимаю. Как можно по доброй воле в самом начале выйти из такой интересной игры?
– То ли нервы у них не выдерживали, то ли, наоборот, слишком скучно делалось, – неохотно объяснил Тони Куртейн; он терпеть не мог злословить, тем более, о коллегах, но тут само сорвалось с языка. – Я тоже не понимаю, зачем так быстро отправляться в отставку, – добавил он. – Сам только лет через двадцать по-настоящему вошел во вкус. Но нельзя забывать, что все люди разные. У меня есть приятель, заядлый бегун, так он тоже удивляется, что я не могу пробежать десять километров, не останавливаясь. Говорит, это же такой пустяк… Так, стоп, погоди. Ты сказал: «Меняются местами», – я тебя правильно понял? Что это значит? То есть мой второй сейчас… там? Вместо меня?!
– Ну да. Представляешь, как ему интересно на этом твоем маяке? Правда, там нет меня, и это проблема. Никто не мешает сосредоточиться, как без такого счастья прожить? Но ничего, справится, он знает, что делает. А вот как мы тут будем справляться без Тони, это большой вопрос. Как бы не пришлось нашу с ним бадегу прикрывать. Ладно, тебя припашем. Ты готовить вообще умеешь? Я имею в виду, не просто строгать бутерброды, а серьезные вещи – жаркое, суп, пироги?
Тони Куртейн молча показал средний палец. Иногда следует сразу четко обозначить свою позицию по некоторым жизненно важным вопросам. Ишь, разошелся. Эксплуататор. Пироги ему подавай.
Тот расхохотался:
– Этого я и боялся – что тебя силком не загонишь на кухню! Ладно, не бери в голову, я пошутил. Если что, наливать я и сам умею, осталось написать объявление, чтобы закуску приносили с собой.
– То есть я здесь надолго? – спросил Тони Куртейн. И, внутренне содрогнувшись, уточнил: – Навсегда?
– Да прямо уж – навсегда! Я бы на твоем месте особо губу не раскатывал. Рассчитывал бы, как с остальными вашими прогулками – на два-три часа. И потратить их надо с толком. Ты когда-нибудь пил под мостом?
Тони Куртейн всерьез задумался. Наконец сказал:
– Нет. Чего не было, того не было.
– Так и знал! –
