— Вполне.
Какие провода куда какие куда какие куда? Их так много, и все они вместе, и все разные, но как же трудно сохранить голову на плечах, когда твое сердце там, на арене. Зеленый? Голубой? Оранжевый? Красный? Красный? Красный?
— Быстрее, — торопила Имоджен. — Элиот уже напрыгалась, как яйцо в курице.
Фиолетовый и зеленый. Прия вовсе не была уверена, что разобралась в проводах, но это ее не остановило. Разбросав искры во вновь обретенной тьме, погас верхний свет «Инвиктуса». По крайней мере с одним проводом она не ошиблась. Коммуникационная система осталась в рабочем состоянии, и экран призрачно светился в лазарете, продолжая получать поток данных от Фара. Прия даже не смотрела в ту сторону, полностью сосредоточившись на проводах в каждой руке и разведя подальше оголенные концы.
Не сдавайся, Фар. Дерись.
Еще одна минута. Это все, что надо: от сердца к сердцу.
Я намерена спасти нас.
— Провода далеко не тянутся, — сказала она Имоджен. — Агент должен оказаться на этой стороне отсека.
Историчка кивнула.
— Ты поняла, Элиот? Заказ исполнен. Возвращайся домой.
Последнее слово не успело еще отзвучать, когда в комнате появилась Элиот. Со лба у нее стекал пот. Взгляд метался, как у загнанного зверя.
— Пять секунд, — предупредила она, приваливаясь к дивану. — Он сейчас будет.
Прия сжала провода. В лазарете призывно замигал экран, но она не оглянулась. Не могла оглянуться. Ощутит ли она его, момент смерти Фара, или это все — выдумка древних поэтов? Две души, что сплетены так тесно, чувствует одна, когда другую отсекают…
В сравнении с прибытием агента Аккермана телепортация Элиот выглядела мистикой. Если она выскользнула из ниоткуда, то он грохнулся, смяв ногами треуголку. Станнер нацелился на Элиот, но выстрела не последовало — внимание агента отвлекли яркие волосы Имоджен.
— А с тобой, попрыгунья…
На. На. Получи. 33333333333…
Одного касания оказалось достаточно. Получив разряд, Аккерман грохнулся на пол.
Потрясенная, Прия уставилась на провода в своих руках. Никогда прежде она не только не причиняла вред другому человеку, но и не думала об этом, сохраняя верность клятве Гиппократа. И вот все перевернулось с ног на голову. На краю дивана скрючилась Элиот. Обуглившаяся ткань захрустела под ногтями, и в следующее мгновение ее вырвало на пол.
Сдерживая тошноту, Прия вдохнула поглубже.
— Ты как?
— Слишком… много… реконфигураций! — объяснила, судорожно хватая воздух, Элиот.
— А что с ним? — Имоджен осторожно ткнула Аккермана ногой в бок. Агент лежал вниз лицом, придавленный к полу силой, превосходившей силу гравитации. Его шляпа откатилась к кучке одежды, смешавшись с нарядами минувших времен.
— Вроде бы дышит. — Элиот подняла с пола станнер агента Бюро, щелкнула — белый разряд оставил в воздухе рваный след — и выключила. — А ты хорошо с проводами придумала.
— Что с файлами? Они целы?
— В полной готовности. — Элиот моргнула, а Прия подумала, что глаза у нее точно такие же, как у Фара, и в то же время совсем другие. — Весь поступающий на корабль поток данных, включая мой, идет сейчас на чип. Хочешь что-то сказать?
Даже без проводов кулаки у Прии все еще звенели и дрожали. Что сказать, когда все уже сказано и показано? Как вложить любовь в буквы, жизнь в слова?
— Фар, ты сейчас на арене, дерешься с каким-то страшным парнем с мечом. Дерешься, потому что веришь, что за эту жизнь стоит умереть. Пожалуйста, дай шанс нам всем. Когда мы встретились в этой жизни, я работала в изоляторе Корпуса. Прия Парех. Найди меня. Принеси чашку чаю из чайного киоска на Виа Новус.
— Файлы… — Будь Имоджен анимацией, в комнате зажглась бы лампочка. — Ты про бортовые журналы «Инвиктуса»! Умно, умно. Уф… Срочная новость! Грэм и тетя Эмпра встретились. У нее начались схватки. И это хорошо слышно!
— Мне нужно идти. Сделаю все возможное, чтобы чип попал по назначению. — С этими словами Элиот стащила искусный римский парик и швырнула его в общую кучу. — Не упускайте его из виду, ладно?
— Предупредишь меня до взлета «Аб этерно»? — Пережить отправление машины времени Фар не мог, как бы ни хотела этого Прия. — Чтобы я могла сказать Фару, когда придет время…
Элиот исчезла на полукивке так же неожиданно, как и появилась несколько дней назад, прелюдией к обреченным скрипкам. Брошенный в сторону медотсека взгляд не отозвался звуками песен. Где-то на другой стороне города глаза Фара остались открытыми. Какой жуткий свет, как он влечет ее, бабочку, знающую, что ее крылья сгорят. Да придет пламя.
Да истечет срок ее бдения.
— Им?
— Да?
— Не подержишь провода? Только не коснись ими металлического пола, ладно? — Прия передала провода подруге, по одному. — Мне нужно попрощаться.
47
СРЕДИ МОГИЛ
Еще один прыжок.
Эти координаты, выбранные отнюдь не случайно, привели Элиот на южную окраину Рима, где жилые дома уступили место могилам. Вдоль всей Аппиевой дороги мертвецы заявляли о себе эпитафиями; камни охраняли то, что давно стало шелухой. Вытянувшиеся вдоль безмолвия деревья скребли ветвями голубое небо. Под этим огромным небом Элиот чувствовала себя единственной живой душой. Разумеется, это было не так. Где-то над этими могилами притаился «Аб этерно», за невидимыми стенами которого переживали в ожидании коллеги Берг, Док и Николас. Сама Эмпра находилась ближе к кораблю, чем они думали, и Элиот слышала ее голос через канал связи Грэма.
— У вас отлично получается, мисс Маккарти, — приговаривал инженер, заметив, что у матери Фара снова начались схватки.
— Мисс Маккарти? Ты так это говоришь, что я чувствую себя старухой. Где Гай… а… — Вскрик донесся до Элиот буквально с другой стороны дороги.
— Уже идет и скоро будет здесь, — заверил женщину Грэм.
Элиот стащила с запястья браслет. Солнечный луч скользнул по ее лысой голове. Сил уже не осталось. Она опустилась на четвереньки и, опершись обеими ладонями о землю, перетерпела новый очередной приступ сухой рвоты. Приляг, отдых дай измученному телу. Лечь не позволяли звучащие в голове голоса и звуки: стоны и пыхтение Эмпры, подбадривания Грэма, взывания Прии, извинения Имоджен. Все были связаны, все приближались к поворотному пункту, и Элиот предстояло протащить их через него.
Переждав спазм, она раскрыла карманную вселенную и увидела в межпространственной щели сначала темные кудряшки, а потом и смуглые руки своего отца. Устроившись на кучке платьев, он… дремал! От хлынувшего в темноту солнечного света Гай заморгал, а когда открыл глаза и увидел Элиот, вздрогнул от неожиданности.
— Все в порядке, — сказала она на латыни. — Пожалуйста, передай мне вон ту коробочку.
