Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

велосипеду. Мы с ней договорились регулярно встречаться. Красивая декларация о намерениях. Осуществить бы ее на практике. Старики часто теряют старых друзей за стенами этого дома, потому что перестают ходить в гости и что-нибудь вместе предпринимать. Всякая активность для них – как подъем на высокую гору. Выражаясь элегантно, речь идет о дефиците энергии и фобиях. Я называю это ленью. Чтобы преодолеть одиночество, нужна надежда и некоторое, пусть бесплодное, усилие.среда 9 октября

Я услышал глухой удар в соседней комнате и сразу затем тихий стон. Стены здесь тонкие. Я вышел в коридор и постучал: никакого ответа. Дверь была заперта, но тут как раз приковылял уборщик и открыл ее по моему настойчивому требованию.

Госпожа Мейер лежала на полу в своей кухоньке, и любой, даже не врач, мог видеть, что ее рука согнута совершенно неестественным образом. Жуткое было зрелище. Я вызвал “скорую”, и Мейер отправили в больницу. Это произошло вчера вечером.

Теперь я знаю, что она сломала руку и ногу. Встала на стул, откуда вскарабкалась на кухонный стол, чтобы вытереть пыль с подвесных шкафчиков.

– Я всегда так делаю, – стонала она.

Убедительный аргумент.

Сам я три раза на этой неделе садился на свои очки. После стольких испытаний одна дужка не выдержала, сломалась. Это были запасные очки, потому что на парадные очки я уже усаживался в прошлом месяце. Я обмотал дужку изолентой, выпросив ее у завхоза, а парадные очки наконец-то отнес к оптику.

– Посмотрим, что еще можно с ними сделать, сударь.

четверг 10 октября

Когда несколько лет назад Ралфу Стейнману позвонили из Нобелевского комитета, чтобы поздравить с присуждением Нобелевской премии, Ралф не смог подойти к телефону, потому что умер три дня назад.

Ралфу не повезло. Не каждый день выигрываешь такую премию, хотелось бы лично присутствовать на ее вручении. А с другой стороны, ему повезло, хотя он и не подошел к телефону. Потому что есть правило, что покойникам Нобелевскую премию не присуждают. И комитету пришлось срочно вводить новое правило: можно получить Нобелевскую премию, будучи покойником, но только если комитет не знает, что лауреат уже на том свете.

По слухам, теперь кто-то из этой организации обязан сначала связаться с лауреатом по телефону, дабы лично его или ее ввести в курс дела. Дамы и господа ученые, имейте в виду, нет никакого смысла отрицать собственную смерть.

Впрочем, в первую очередь это вина самого Нобелевского комитета: он-то и создает трудности, присуждая премию десять, двадцать, тридцать лет спустя после великого открытия. Кто знает, сколько покойных профессоров упустили из-за этого самый счастливый момент в своей научной карьере?

Все посочувствовали Ралфу Стейнману, когда я рассказал об этом за столом.

– А еще очень печально, что Винсент Ван Гог никогда не получил ни цента из тех миллионов, которые потом платили за его картины, – вздохнула госпожа Ауперс.

– Хорошо еще, что он мертв! – оживился Эверт.

Бозон Хиггса тут не обсуждается.

пятница 11 октября

Разворачивается скандал вокруг русского дипломата, арестованного гаагской полицией.

– По-моему, пьяному русскому, который издевается над своими детьми, пригодились бы скорее седативные средства, чем дипломатическая неприкосновенность.

Отлично сказано, Граме! Ты искусно увязываешь две в высшей степени актуальные вещи. Жаль, мало есть людей, которые понимают то, что ты говоришь. После обсуждения за кофе выяснилось, что “мы” не очень-то жалуем русских и не склонны их оправдывать.

– Поглядите на пьяную рожу этого русского, сразу все поймете, – категорически высказался наш господин Баккер.

– В некоторых туристических проспектах отели помещают рекламу, что они не пускают русских, – встряла госпожа Снейдер, которая никогда в жизни не уезжала дальше Велюве.

Даже я сказал:

– Слава богу, что наш премьер Марк Рютте, а не Владимир Путин.

Как получается, что люди прежде всего забывают имена? “Черт, да как же его звали? Солиста этой группы. Там еще была такая блондинка, на букву А. Вот вертится на языке…”

Всю жизнь знал эти имена и вдруг не можешь извлечь их из соответствующего уголка мозга. А иногда спустя несколько часов такое имя вдруг выскочит без спроса и замельтешит в голове.

Я постоянно тереблю свои мозги в поисках какого-нибудь имени или слова, но со все меньшим успехом. Мне бы угомониться, а я извожу себя этим насмерть.

Не надо, Грун.

суббота 12 октября

Директриса объявила, что учебная эвакуация прошла весьма успешно. Если целью эвакуации было создание максимального хаоса, то я не могу с ней не согласиться.

В коридорах вдруг возникли спасатели во флюоресцирующих жилетах. Они появились еще до тревожной сирены, так что имели полную возможность рассказать всем и каждому, что это все не по-настоящему.

– Чтобы предотвратить инфаркты, – пояснила позже Стелваген.

Зная, что это лишь учения, большинство жильцов сначала допили кофе, а потом поднялись наверх, в свои комнаты, взять пальтишки, ведь на улице было свежо. Перед лифтами образовались очереди, заслуживающие особого упоминания. Каждый знает, что во время пожара нельзя пользоваться лифтом. Большинство жильцов категорически отказались спускаться по лестнице, что вполне резонно, если вы передвигаетесь с ходунками. Они стояли и ждали лифта, а лифта не было. В конце концов главный спасатель решил, что при ближайшем рассмотрении речь идет не о пожаре, а о заторе и лифт вполне можно использовать. А тем временем одна дама свалилась с лестницы, а кто-то защемил пальцы автоматическими противопожарными дверьми.

Надеюсь, во время настоящего пожара пламя будет разгораться медленно, ведь прошло целых 35 минут, пока последний из жильцов выбрался из здания, а к тому времени первые спасенные, во главе с персоналом, уже вернулись в дом, из-за плохой погоды на дворе.

воскресенье 13 октября

Я снова впадаю в бешенство, когда вспоминаю о том, что произошло.

Вчера неожиданно потеплело, и я решил покататься на своем скутмобиле. Только я двинулся с места, как вдруг прямо впереди, наискосок от меня, остановился автомобиль. Я тормознул и встал посреди велосипедной дорожки. С другой стороны на внушительной скорости приближался мопед, которому пришлось резко затормозить, чтобы не протаранить мой экипаж. Нарушитель, лет примерно двадцати, нагло уставился на меня.

– Посторонись, старый хрыч!

– Мы с вами не родня, сударь! Нельзя ли повежливей. Вы ведь тоже состаритесь. – Я ткнул себя кулаком в грудь и потребовал: – Уважайте старость.

– Осади назад, старый хрыч!

Я сдал назад и притормозил, освободил ему дорогу. С расстояния пятидесяти сантиметров он плюнул мне прямо в лицо, дал газ и умчался. Слюна попала в щеку. Я смахнул ее рукавом.

Кипя от бессильной ярости, я повернул назад.

Как раз читаю, что у “моего” бургомистра ван дер Лана рак простаты. Это не улучшает настроения. Он один из немногих людей, вызывающих мое восхищение. Хороший человек и хороший администратор – редкое сочетание.

Потом гляжу в окно, на ливень, который продолжается уже три часа, и понимаю, что мне необходимо срочно повидать Эфье, чтобы преодолеть