На верхней ступеньке стояла Кветцалли. Она смотрела на него сверху вниз, и, несмотря на то что не могла улыбнуться, в глазах ее мужчина прочел облегчение.
Он обнял ее. И она ответила ему тем же.
— Воль Оди, — очень тихо произнесла он, и счастье волной захлестнуло воина. — Воль Оди.
Возражения
Коля посмотрел на небо. Полдень уже почти миновал, а она все еще не появилась. Он выругался. Эта проклятая шлюха осмеливается перечить ему. Рабы этого дома уже давно попрятались, опасаясь его ярости. Больше всего ему хотелось кого-нибудь ударить. Наконец красная дверь в городской дворец Датамеса распахнулась, и вошел Эврилох. Один.
— Где она! — не удержался и заорал на него Коля. — Я собираюсь подарить ей дворец, а она не является.
Штурман остановился в пяти шагах от него.
— Сегодня утром она ушла из дома.
— Хочешь сказать, она смылась?
— Нет, ушла. Она ведь ничего не знает о подарке. Ее уже не было дома, когда я пришел.
— Так верни ее. Куда она могла пойти.
— В порт, — напряженно ответил Эврилох. — Но она вернется. Я бежал за ней, но она уже была на реке. Собирается встретиться с кем-то. Слуги тоже ничего конкретного не знают. Я действительно испробовал все, поэтому так опоздал. Она вернется через два-три дня. Что значат два дня?
— Или три, — ледяным тоном ответил Коля. — Она наша шлюха, а болтается, где ей вздумается. Я стою тут в цветнике, устал ужасно, а она не является, когда я за ней посылаю! Так со мной не обращалась ни одна баба, с тех самых пор, как у меня стал расти на щеках первый пушок. Она превращает меня в посмешище.
— Нет-нет, Коля. Никто не осмелится насмехаться над тобой.
Друсниец ничего не ответил на это. Он знал. Знал, что за спиной его называют «Мясоголовым» и рассказывают друг другу, что баб к нему приходится приводить с завязанными глазами, потому что ни одна не может вынести его изборожденного шрамами лица. Все это ложь!
— Если ли что-нибудь, что имеет для нее большое значение в жизни? Кто-то, кто ей очень дорог?
— Это неправильный путь, Коля. Не забывай, у нее могущественные друзья. Что будет, если мы навлечем на себя гнев одного из сатрапов? Она — Шелковая, а не какая-то там девка подзаборная. Для нее действуют другие законы.
— Другие законы? — презрительно фыркнул Коля. — Существует только один закон, и он не меняется. Это закон сильного. Думаешь, она может навязать мне свою волю?
— Но ведь она не делает этого! — возмутился Эврилох. — Не будь таким чертовски упрямым. Она понятия не имеет, что ты ждешь ее здесь.
— Все наши девушки, прежде чем пойти куда бы то ни было, спрашивают разрешения. И если нам захочется, мы им его даем. Обычно мы великодушны. И наши девушки любят нас за это. Мы устанавливаем для них узкие границы. И иногда немного расширяем их. Конечно же, в качестве исключения. И они любят нас за это, они благодарны нам, — голос у Коли стал опасно тихим, когда он заговорил снова: — С этой Шелковой ты все сделал неправильно. Она не знает границ. Если давать людям слишком много свободы, они становятся неблагодарными. Она считает себя королевой, верно? Я напомню ей о том, что она потаскуха. Иди за мной, Эврилох, и учись! Я рассказывал тебе когда-нибудь историю о крестьянине, у которого украли осла?
Безносый безумец
— Это он? — Коля посмотрел на молодого человека с покрытым шрамами лицом. Нос у него ввалился, от него осталась лишь темная дыра. Он косил. Казалось, он радуется тому, что кто-то пришел к нему, и беззаботно улыбался.
— Он немного не в себе, — пояснил старик, который согласился пропустить его к парню только за очень большое вознаграждение. — Он контуженный. Насколько я знаю… Когда его положили нам под дверь, он был ближе к смерти, чем к жизни.
Коля оценивающим взглядом огляделся по сторонам. Комната, в которой он находился, была маленькой, но чистой. Молодой человек сидел на корточках на мешке с соломой. Нечасто бывало, что Коля встречался с живыми, лицо которых было изуродовано сильнее, чем его собственное.
— Что ты о нем знаешь?
Старик провел рукой по заросшему щетиной подбородку.
— Трудно сказать…
Коля понял. Милосердные братья — так называли себя эти коршуны, на самом же деле для них важны были только деньги. То, что они брали к себе отбросы из сточных канав, было правдой — но только на три дня. Тот, кто успевал за это время снова встать на ноги, тому повезло. Если нет — братья безжалостно отправляли его обратно на улицу. Если только не находилось никого, кто оплачивал их благоденствие, как в случае с этим молодым человеком. Судя по всему, после этой сделки милосердным братьям живется неплохо. Как бы там ни было, братец Кроткий был хорошо откормлен.
Коля бросил толстяку серебряную монетку.
— Это прояснит твою память?
Брат впился зубами в монетку и довольно усмехнулся.
— Каждые несколько дней к мальчику приходит некая дама. Она всегда в маске. Одета скорее просто. Но бедной она быть не может. Всегда что-нибудь оставляет здесь, для него и для нас. Так продолжается уже много лет. Мы хорошо заботимся о парне.
— Как же его зовут? — Коля бросил еще одну монету брату Кроткому, который снова придирчиво осмотрел ее.
— Нам имена ни к чему. Как ты наверняка догадался, не родители назвали меня «Кротким». Каждый брат в этом доме получает новое имя в подарок от нашей общины. А у наших гостей имен нет.
— Что же вы делаете, когда говорите о своих гостях? Должны же вы как-то различать их?
Брат Кроткий растопырил пальцы рук и прижал их друг к другу кончиками.
— Да, это верно. Что ж, этот… его мы чаще всего называем безносым безумцем. У нас он один такой.
Коля задумался на миг, какую пользу можно извлечь из того, чтобы оставлять людей в месте, где у них не остается имен.
— А есть у вас здесь люди, которые на самом деле не больны?
Толстяк почесал за левым ухом.
— Что ты имеешь в виду? Этот
