— Ах, знаешь, Рыжий, — продолжал болтать Усия. — О цапотцах столько историй. Некоторые говорят, будто они были первыми людьми в Нангоге. Другие рассказывают, что раньше в Устье мира был храм всех богов. Но потом случилась ссора. И цапотцы что-то принесли туда. Что-то темное. Только они могут справиться с этим и использовали это для того, чтобы прогнать из кратера всех остальных священнослужителей. Всем пришлось бежать. А потом изгнанные жрецы воздвигли башни вокруг кратера и теперь каждый час сторожат то, что благодаря цапотцам живет теперь в кратере.
— И что это может быть?
— Тех, кто видел это, уже нет в живых. Этому существу приносят в жертву светловолосых мужчин. Оно поглощает сердца воинов. Таким образом цапотцы держат его в узде.
«Еще одна впустую потраченная ночь», — подумал Нодон. Слишком запутанная история. Вполне вероятно, что в ней нет ни крупицы правды. Язык уже совсем не слушался старика. Он был в стельку пьян. Между ними на столе уже стоял третий кувшин вина.
— Спасибо за рассказы, Усия, — произнес Нодон и поднялся. — Нужна помощь, чтобы добраться до постели?
— Я всюду доберусь, — упрямо проворчал кладовщик. — Я был корабельщиком. Видел чудеса этого мира. И я знаю, что там, — он знаком попросил его наклониться ниже. — Иди сюда, тайны нельзя рассказывать громко.
Нодон наклонился. Теплое дыхание старика ударило ему в лицо. Глаза у Усии стали водянистыми, словно он вот-вот собирался заплакать.
— Не ходи к цапотцам, ладно? Не ходи с их девушками, — пробормотал он. — Тогда я поведаю тебе тайну. Но сначала пообещай мне.
— Клянусь тебе духом моего дяди.
Усия растроганно кивнул.
— Хорошая клятва, — и он наклонился так близко, что его дряхлые губы почти касались щеки Нодона. — Там, внизу, они держат в плену дракона. Настоящего дракона.
Пленница
Шайя прислушалась к негромкому шуршащему звуку. От нее не укрылось, что пастушок повернулся к высокой скале, ограждавшей его лагерь, и теперь пытался перетереть свои кожаные путы. На это потребуется время. Мальчик то и дело замирал и прислушивался к ее равномерному дыханию. Она чувствовала, что он смертельно напуган.
Шайе не нужно было даже притворяться спящей, она то и дело задремывала, когда звук прекращался, и просыпалась, когда он начинал звучать снова. Краем глаза она наблюдала за тем, как он час за часом сражался с путами. Когда ночь подошла к концу, начал моросить дождь. Шайя вздрогнула, услышав вздох облегчения — она действительно на миг провалилась в глубокий сон! Мальчик не заметил, что она проснулась. Судя по всему, он чувствовал себя в безопасности, поскольку выпрямился, принялся растирать ноющие руки и ноги.
Шайя долго размышляла над тем, как вести себя в этот миг. Если он попытается убить ее, она убьет его. Если попытается изнасиловать — она вонзит ему в глотку его смешной костяной кинжал. Все зависит от него.
Из-под полуприкрытых век она видела, как он нагнулся, принялся ощупывать землю в поисках большого камня. Слишком большой! Таким он без усилий пробьет ей голову! Он принялся подкрадываться к ней, ему оставался еще шаг, когда она села и нарочито сонно заморгала. Пастушок прыгнул вперед, размахнулся для удара. Камень угодил в голову Шайи сбоку. Она двинулась вместе с ударом, чтобы слегка ослабить его силу, и все равно — перед глазами взорвалась молния. Если он замахнется еще раз, снова решит ударить, у нее не останется иного выхода, кроме как убить ее. Она лежала на боку, спрятав под собой левую руку, в которой сжимала костяной кинжал.
— Тупая коза! — выругался мальчишка и выпустил камень. — Я никогда еще не бил девушку. Я не хотел…
Шайя вздохнула и выпустила кинжал. Судя по виду малыша, он готов был вот-вот разреветься.
— Ты меня слышишь?
Она промычала что-то нечленораздельное.
— Я не хотел! Ты сама меня вынудила! Не сопротивляйся… Я не хочу снова бить тебя, но ударю, если придется, — на последних словах голос его задрожал.
Он склонился над Шайей, полностью перевернул ее на живот, поставил колено на спину.
Можно ли доверять ему? Нужно решить сейчас! Если он свяжет ее, то сможет делать с ней все, что угодно. Эта дрожь в его голосе… Что это было — неуверенность или ненависть?
Когда он завел ей руки за спину, Шайя выпустила костяной кинжал, чтобы он остался лежать под ней. Парень был настолько взволнован, что даже не стал искать его.
Она чувствовала его дрожь, когда он связывал ей руки. Потом посадил ее.
— Как только рассветет, я отведу тебя обратно в Дом Неба, — произнес он, не глядя ей в глаза.
Он попытался снова разжечь костер, который моросящий дождь превратил в серую кучку пепла и кусочки древесного угля. Через какое-то время он сдался. В пепле не сохранилось ни малейшей искры.
Над зубчатой стеной гор медленно разгорался свет. Парень порылся в кожаной сумке и нашел кусок хлеба. Сначала отломил заплесневелые куски, а затем протянул остальное Шайе.
— Есть хочешь?
— Я же связана. Как я буду есть?
На миг пастух растерялся.
— Открывай рот, — просто сказал он и поднес хлеб настолько близко к ее лицу, что она смогла откусить. На вкус хлеб оказался заплесневелым и пропитанным влагой.
Самые плесневелые куски мальчик взял себе. Ел он молча. Шайя видела, что он борется с собой. Поев, он принялся старательно укладывать свои пожитки в кожаную сумку. Покончив с этим, он, наконец, поднял на нее глаза.
— Я должен отвести тебя в Дом Неба. У меня нет выбора. Всем пастухам в горах приказано ловить сбежавших девушек и отводить к матери матерей. Тамошние женщины помогают нам. Если на стада нападают болезни, мы теряем слишком много животных и наступает голод. Так было всегда.
Шайя ничего не ответила. Она давно уже решила, что выхода нет. От девантара ей не убежать. А так она принесет мальчишке награду.
Начался долгий переход. Он вел ее по козьим тропам, по каменистому склону на запад. Ночью она бежала другим путем. Чаще всего он шел впереди нее. Шайе казалось, что, глядя на нее, он начинает нервничать. Наверное, еще никогда не спал с девушкой.
К полудню дождь прекратился, но небо по-прежнему было серым. Холодный ветер гладил склоны, вгрызаясь в жалкие обрывки одежды Шайи.
