— Я сниму парик, — он радовался, что наконец-то может говорить спокойно. Вино сделало свое дело! Незнакомка взяла у него бокал, и он осторожно снял парик из конского волоса и положил его на уступ у стены.
— Ты не хочешь присесть? — Не дожидаясь ответа, она проводила его к ложу у противоположной стены. На большом каменном пьедестале в несколько слоев лежали одеяла. Постель была украшена пестрыми подушками голубого и желтого цветов. Теперь Туватис заметил и то, что рядом с ложем стояла маленькая мисочка с благовониями, над которой вился сизый дымок.
— Моя подруга слегка помассирует тебе плечи и спину, если ты не против, — незнакомка поцеловала его в щеку, рука ее скользнула по его груди. — Бидайн еще девственница, — прошептала она. — Сегодня она подарит себя тебе.
Умелым движением она расстегнула тяжелое полукруглое ожерелье из бирюзы и оникса, его знак отличия как Хранителя Глубинных чертогов. Затем помогла ему снять золотые браслеты и большое кольцо с печатью, на которой была изображена крылатая Ишта. Девственница приняла украшения и положила их рядом с миской с благовониями.
— Спрячь кольцо в бокал, — в горле снова пересохло. Волны неизведанных чувств волнами вздымались внутри, распаляя его все сильнее и сильнее. — Прошу. Богиня не должна смотреть на нас, — пояснил Туватис, заметив вопросительный взгляд незнакомки.
— Как тебя зовут, красавица моя? За все дни в храме ты так и не назвала мне своего имени.
— Ливианна, а мою подругу зовут Бидайн, — она запустила руку под подол длинной одежды священнослужителя. Задрала ее до колен и словно ненароком коснулась внутренней стороны бедер. По ее знаку девственница опустилась на колени за его спиной и умелыми движениями принялась массировать напряженные мускулы плеч. Он почувствовал, как расслабляются узлы.
— Бидайн и Ливианна? Необычные имена. Я никогда прежде не слышал таких.
— Мы не из Лувии, — хриплым голосом ответила Ливианна. — Мы издалека.
Он хотел спросить, откуда именно, но ее руки поднялись к его бедрам, и жгучая страсть превратила в пепел все его мысли. Бидайн сняла длинную одежду через голову. Что-то теплое потекло на спину. Масло? Краем глаза он видел ладони и руки девушки. Они были покрыты странным широким сетчатым узором. Ничего подобного он никогда прежде не видел.
— Что с ней?
— Девственниц подготавливают к первой ночи любви с помощью особого ритуала. Частью его является разрисовка всего тела.
Масло текло по его груди, Ливианна мягко поглаживала седеющие волосы, в которых прятались его соски. Никогда прежде не испытывал Туватис подобного возбуждения. Он откинулся назад, полностью отдался на волю поглаживающих его рук. Ливианна то и дело доводила его до самой вершины, чтобы потом остановиться и снова начать еще сильнее разжигать его страсть.
Тем временем уже и в ладонях у него было масло. Он изучал тела обеих женщин. Девственница была робкой. Иногда она вздрагивала, когда он вел себя слишком настойчиво и жадно. И целовалась плохо. Старательно, но без огонька. Он отпустил ее, наслаждаясь прикосновениями изящных рук, а Ливианна вела его от одного стона к другому.
Внезапно обе женщины выкрикнули что-то — странное, чужое слово, не похожее ни на один известный ему язык. В нем было какое-то мрачное обещание. Ливианна вела его во все более безумном хороводе страсти. Она уже сидела на нем верхом, скакала, двигаясь резко, издавая гортанные стоны. По ее маленькой груди, по стройному телу текли пот и масло, при этом она закатывала глаза к потолку, словно одержимая.
При виде этого ему стало страшно. Он святой человек. Он не должен делать ничего подобного! Тем самым он навлекает на себя гнев богов. В комнате вдруг стало холоднее и будто темнее. Может быть, потухли обе масляные лампы? Туватису казалось, что сюда вошло что-то неосязаемое, но он был не в силах оторваться от Ливианны. Девственница тоже стала немного более страстной. Она то и дело наклонялась к нему из-за спины и целовала его. Несмотря на то что на лице ее читалось отвращение к нему, она продолжала — словно зачарованная. И наконец, наконец-то безумная любовная игра закончилась. Он выгнулся с безумным криком, едва не сорвавшим голос, излил все свои чувства и растекся в блаженном экстазе. Истечение все не заканчивалось и не заканчивалось. Он становился все более вялым, пока не возникло ощущение, что у его сердца уже не осталось сил биться.
Он забыл обо всем. Забыл о тайнах, скрытых глубоко под храмом Ишты, о своем счастливом детстве или гордости, которую испытал в тот день, когда принял посвящение в жрецы. Вся его жизнь обратилась в миг. Осталась лишь одна эта комната. Лишь две женщины с чужими именами, которые он снова забыл, когда заскользил по краю Великой тьмы.
Под конец он забыл и свое собственное имя и, глубоко вздохнув, преставился.
Без следа
Испытывая смесь необъяснимого отвращения и восхищения, Бидайн смотрела на труп священнослужителя. От него остались лишь кожа и кости. Прошло меньше часа с тех пор, как он вошел в комнату. Один час, за который утекли все годы его жизни.
Бидайн пыталась осмыслить все воспоминания, затопившие ее душу. Чужой язык, ритуальные пения, его деревня, образ девушки, в которую он был влюблен так болезненно и безнадежно, что решил посвятить свою жизнь Иште. Она знала, что Ливианна утаила от нее часть чужих воспоминаний. Так, например, видения жреца о том, что таилось в Глубинных чертогах. Просто при мысли об этом душу охватывал смутный страх. Там было что-то, до глубины души напугавшее жреца.
Наставница была разочарована из-за того, что Бидайн не усилила заклинание, даровав жрецу свою девственность. Девушка собиралась сделать это, но все же не смогла. Слишком сильно было ее отвращение перед сыном человеческим. Свою первую ночь любви она хотела провести с молодым парнем. С эльфом!
Ливианна вернулась в комнату. Она ненадолго выходила во двор, чтобы отослать паланкин.
— Тебе нужно одеться, — приветливым голосом, но с некоторой долей настойчивости произнесла она. Бидайн была рада, что наставница Белого чертога не спросила ее, что она чувствовала во время этой убийственной игры. Пока еще она сама не разобралась в противоречивых чувствах. Ей было противно чувствовать прикосновения мужчины, изо рта которого все сильнее и сильнее пахло разложением. И в то же время ощущение власти пьянило ее. Как Ливианна
