Ильмари заморгал. Далеко впереди он увидел серую точку света. Конец туннеля. Еще почти целый час пути. Он пустил свои мысли вскачь. Подумал о том, чего достиг. У него не было ни жены, ни детей. Его нельзя было назвать красивым, и он об этом знал. Такая женщина, как Шелковая, заинтересовалась бы им только в том случае, если бы он был богатым или могущественным человеком.
Нет, он был отнюдь не беден. Воспоминания обо всем том золоте, которое принесла ему служба наемным убийцей и шпионом, вызвали на лице улыбку. Уже сейчас он мог бы жить припеваючи до конца своих дней. Золото лежало, закопанное в нескольких надежных тайниках. Никто, кроме него, не знал, где именно. Кроме того, у него имелась развивавшаяся не один год сеть собственных шпионов в Золотом городе. Не было ни единого дворца наместника и ни единого храма, где бы он не имел своих шпионов. Однако же такая сеть требует ухода. Он был пауком, сидевшим в самом ее центре. И подобно тому, как паук каждый день возится со своей сетью, он вкладывал в свои связи много труда. Обновлял оборванные нити, убирал отходы и трупы, чтобы никто не обратил внимания на то, что должно было оставаться в тайне. Он был хорошим пауком, но сейчас уехал слишком надолго. Прошло уже больше трех лун. Наверняка сейчас его сеть представляет собой жалкое зрелище.
Поручение, связанное с изучением семи городов, должно принести ему достаточно денег, чтобы он мог окончательно вернуться. Может быть, в один из чудесных прибрежных городов Лувии. Там можно жить очень даже неплохо.
Он закрыл глаза и зашагал дальше. Главное — вперед. Лучше не оборачиваться. Он всегда поступал так. То, что осталось позади, ничего не значит, им нельзя гордиться. А живет он исключительно ради будущего. Для него оно пока лишь далекий бледно-голубой свет в конце туннеля. Тем не менее ничто не остановит его на пути туда.
Мужчина настойчиво брел вперед, стараясь не думать о мертвых детях, что лежали в его повозке. Есть ведь и другие дети, игры и смех которых делают потаенные города поднебесного пирата безгранично прекраснее остальных городов Нангога. И если им здесь, внизу, удалось заключить мир с Великой богиней, то разве есть нужда девантарам убивать великаншу Нангог, чтобы покончить с древним проклятием? Тогда жизнь повсюду станет столь же удивительна, как здесь, в семи городах Таркона. «Вероятно, именно так и будет, — думал Ильмари. — Интересно, как убить богиню? Может, тем зачарованным оружием, которое дал мне Муватта для убийства бессмертного Аарона?»
Перед внутренним взором Ильмари снова возник Нарек. Кинжал прошел сквозь бронзовый нагрудник крестьянина с такой легкостью, словно тот был сделан из обыкновенного шелка. В глазах Нарека он прочел тогда удивление и разочарование. Крестьянин доверял ему. Полностью положился на то, что они оба сражаются за одно и то же дело.
Ильмари поспешил отбросить эти воспоминания. Он уже почти дошел до конца туннеля, когда услышал удары гонга. Всего их было пять, и они прозвучали быстро, один за одним. Это означало, что все жители города должны прийти на Рыночную площадь. Открыв глаза, он ускорил шаг, впрягся поудобнее в повозку и вскоре оказался в конце туннеля. Теперь ему предстояло подниматься вверх, меж заложенных террасами полей.
Отовсюду стекались люди. Крестьяне бросали работу на полях. Ремесленники откладывали в сторону инструменты. А его все старались обойти десятой дорогой. Никто не хотел иметь дело с носильщиком мертвых или кем-то другим из Дома мертвых. Ильмари оставил повозку в начале полевой дороги, а затем стал тоже спускаться к рыночной площади Глубоководья.
Первый Хранитель света уже стоял за мраморной кафедрой, возвышаясь над толпой. Он отлично уловил мгновение. Столб солнечного света падал прямо на Рыночную площадь с широкого свода пещеры. Золотая дощечка, которую он носил на груди, ярко сверкала на свету. Она была инкрустирована драгоценными камнями всех цветов радуги.
«Очень примечательный лысый», — отстраненно подумал Ильмари. За свою жизнь ему довелось слышать слишком много проникновенных речей разных священнослужителей, чтобы они производили на него впечатление. По сравнению с той помпой, которую устраивали лувийцы по случаю ночи Священной свадьбы в Изатами, происходившее здесь напоминало дешевый ярмарочный балаган.
— Друзья мои! — воскликнул Первый Хранитель света. — Меня послал Таркон Железноязыкий, чтобы поблагодарить всех вас за предоставленное ему гостеприимство. И в качестве особого выражения его признательности пятеро из вас поднимутся к солнцу.
По толпе пробежал шепоток. Стоявшая рядом с Ильмари худая женщина бросилась на шею своему мужу и принялась радостно всхлипывать. У них обоих ноги были облеплены засохшей грязью — по всей видимости, они пришли прямиком с рисовых полей.
— Жрецы! Несите черепки! — громовым голосом распорядился Первый Хранитель света.
Из-за кафедры тут же показалось несколько одетых в белое фигур. Глаза жрецов были подведены сажей, как любил делать Урс, а лысые головы были покрыты яркими разноцветными платками. Они высыпали на мостовую перед кафедрой корзины, полные черепков.
— Братья и сестры, тяните жребий. Напишите на нем свое имя или нарисуйте свой знак. И помните о тех, кто не умеет писать. Помогайте друг другу!
Ильмари был потрясен тем, как спокойно и дисциплинированно прошел первый этап. За теми, чье имя вытянет священнослужитель, скоро придут Хранители света, чтобы они могли отправиться в путешествие на собирателе облаков. Они будут путешествовать прямо под светом небес, получат хорошую, свежую еду. Перестанут быть бледнокожими, вернутся более здоровыми и сильными.
Несмотря на то что он не нуждался в подобном путешествии, Ильмари тоже встал в очередь за осколком. Он оказался слегка выпуклым и красновато-бурым. Наверное, когда-то был частью амфоры под вино или оливковое масло. Мужчине стало любопытно, и он принюхался. Но запах не поведал ему, каково было назначение этого сосуда в прошлом.
Жители города рассаживались на площади. Дети перешептывались с родителями. Резкие звуки скрежета раздражали слух. Люди выцарапывали корявые буквы на осколках при помощи бронзовых крючков, небольших ножей и камней. Ильмари взвесил свой осколок в руке. Он заполнял собой почти всю ладонь. На корабль он не хотел. Слишком
