Шелли, не заметив моего удивления, просто продолжила:
– Скажи своему папе, что я приведу ванну в порядок завтра. Мне много времени не потребуется: десять минут – и она будет сверкать, словно в нее никто никогда свою задницу не макал.
Матерчатая сумка сползла у нее с плеча и раскрылась. Заглянув в нее, я увидел побитого и грязного садового гнома, несколько пустых жестяных банок и один изношенный старый кроссовок.
– Лучше я домой пойду, – произнесла она вдруг, почти машинально. – Африканер будет голову ломать, куда я подевалась.
Африканером был ее муж, Лоуренс Бьюкс, эмигрировавший из Кейптауна еще до моего рождения. В семьдесят лет Ларри Бьюкс был одним из самых красиво сложенных силачей, каких я знал: бывший штангист со скульптурной лепки руками и увитой венами шеей циркового силача. Оставаться громадным было его первоочередной профессиональной обязанностью. Он сделал деньги на сети спортивных залов, которые открыл в семидесятые, точно так же, как намасленная, умопомрачительная туша Арнольда Шварценеггера мышцами проложила себе путь в общественное сознание. Однажды оба они, Ларри и Арни, появились в одном календаре. Ларри был февралем и изгибался на снегу совсем почти голым, только орешки свои уложил в тугой черный гульфик. Арни был июнем и стоял, блистая, на пляже, а на каждой его гигантской ручище сидела девица в бикини.
Шелли метнула последний взгляд через плечо, а потом засеменила прочь… двигаясь в сторону, которая увела бы еще дальше от ее дома. Стоило ей отвернуться от меня, как в тот же миг она обо мне и забыла. Я это видел по тому, как с лица ее сошло всякое выражение. Губы ее зашевелились, поскольку шепотом она задавала вопросы самой себе.
– Шелли! Послушайте, я собирался попросить мистера Бьюкса, не сможет ли… о… – я силился придумать хоть что-то, что мы с Ларри Бьюксом могли бы обсуждать, – …собирался ли он нанять кого-нибудь поработать с косилкой на газоне! У него есть занятие получше, верно? Не будете возражать, если я с вами пройдусь до вашего дома? – Я взял ее под локоток и перехватил до того, как она смогла бы оказаться вне досягаемости.
Она вздрогнула при виде меня (будто я мастерски к ней подкрался), потом наделила меня такой бравой, задорной улыбкой:
– Я убеждала этого старика, мол, надо нанять кого-нибудь постричь эту… эту… – Глаза ее затуманились. Она не могла вспомнить, что нужно постричь. Наконец слегка тряхнула головой и продолжила: – …эту штуку, даже и не знаю, как долго. Пойдем обратно со мной. И знаешь что? – Она шлепнула ладошкой по моей руке. – По-моему, у меня есть немного печений, которые тебе нравятся!
Она подмигнула, и на мгновение я был уверен, что она узнает меня и, более того, осознает себя. Шелли Бьюкс на миг вошла в четкий фокус, потом снова ушла в размытость. Я видел, что осознание ускользает от нее, огонек на регуляторе яркости едва теплился.
Итак, я повел ее домой. Было нехорошо при мысли о ее босых ногах на горячей дороге. Кругом грязь, да и комары появились. Через некоторое время я заметил яркий румянец на лице и капельки пота на волосках над верхней губой старой леди и подумал, что, может, ей лучше было бы снять пальто. Хотя признаю, что к тому времени мне уже приходило в голову, а вдруг она под ним и вправду голая. Учитывая ее потерю ориентации, я полагал, что исключать такого нельзя. Поборов смущение, я спросил, не позволит ли она мне нести ее пальто. Она быстро дернула головой:
– Не хочу, чтобы меня узнали.
Слова ее были до того изумительной нелепостью, что я на какое-то время забыл, в какой ситуации они были сказаны, и ответил так, будто Шелли по-прежнему была сама собою – разумным существом, обожавшим телевикторину «Рискуй!» и чистившим духовки с почти ожесточенной решимостью.
– Кто? – спросил я.
Она склонилась ко мне и не выговорила, а практически прошипела:
– Человек-Полароид. Этот скользкий гребаный проныра в кабриолете. Он делал снимки, когда поблизости не было Африканера. Не знаю, сколько он наснимал своим фотоаппаратом, но больше ему позволить нельзя. – Шелли схватила меня за руку. Она все еще была полнотела и грудаста, зато рука у нее была костлявая и когтистая, как у старой карги из сказок. – Не позволяй ему фотографировать тебя. Не давай ему забирать вещи с собой.
– Буду держать ухо востро. Слушайте, в самом деле, миссис Бьюкс, у вас вид, будто вы таете в этом пальто. Давайте я его понесу, а за тем человеком мы будем вместе следить. Вы сможете скоренько пальто накинуть, если увидите его на подходе.
Она отвела голову назад и прищурилась, изучая меня так, как вычитывала бы мелкий шрифт в конце сомнительного контракта. Наконец фыркнула, выбралась из большущего пальто и вручила его мне. Голой она под пальто не ходила, зато оделась в черные гимнастические шорты и футболку, надетую наизнанку и задом наперед, с ярлычком под подбородком. Ноги у нее были узловатыми и ужасающе белыми, икры перевиты варикозными венами. Я сложил пальто, влажное и помятое, перекинул его через руку, взял за руку Шелли, и мы пошли.
Дороги в Золотых Садах – небольшой жилой застройке к северу от Купертино – были проложены в целом как идущие внахлест петли веревки, а не по прямой. На первый взгляд, дома кажутся бессистемным смешением стилей: испанская штукатурка здесь, колониальный кирпич там. Потратив же достаточно времени на шатания по здешним местам, я стал осознавать, что все эти здания более или менее на одну колодку: та же внутренняя планировка, то же количество ванных комнат, тот же стиль окон – только сшиты по-разному.
Дом Бьюксов был псевдовикторианским, но с некоторой выдержанной пляжной темой: морские ракушки обрамляли бетонную тропку, шедшую к ступеням, отбеленная морская звезда висела на входной двери. Может, спортзалы м-ра Бьюкса назывались «Фитнес Нептуна»? «Атлеты Атлантиды»? Или это было из-за дурацкого промаха с техникой фирмы «Наутилус», которой пользовались в хозяйстве? Я уже не помню. Многое из того дня (15 августа 1988 года) до сих пор свежо в моей памяти, но не уверен, что кое-какие частные подробности были известны мне даже тогда.
Я подвел ее к двери и постучал, потом позвонил. Мог бы и попросту впустить ее (в конце концов, дом-то был ее), но я считал, что это не подходит к данной ситуации. Мне необходимо, думал я,
