— Почему? Ты же успел увернуться.
— Я тебя ждал и слышал твои шаги, — пояснил я. — А кто-то чужой мог и не успеть уклониться. Хм… Судя по твоей реакции, я заметно изменился, а?
Кьярра покивала. Вид у нее был совершенно несчастный, и мне стало жаль ее, угодившую в совершенно чуждый мир, слишком сложный для дикарки и полный непонятных мелочей и условностей.
— Ты светлее, — сказала она. — И волосы…
— Просто краска, — ответил я. — Отрастут быстро, но это легко поправить. И с лицом то же самое.
— А руки? — заметила вдруг Кьярра.
— Что — руки?
— Ты без перчаток, — сказала она вроде бы даже с испугом.
— Дома могу себе позволить, — пожал я плечами. — Да и краситься в них — потом выбрасывать. А так заодно и руки потемнели.
— Они все равно светлее лица. Разве так бывает?
— Хм… Бывает, если человек постоянно на воздухе, но даже рукава не закатывает. Но хорошо, что ты заметила. Мало ли, придется обнажиться… Нет, — предвосхитил я ее вопрос, — целиком в краску нырять не стану. Будем надеяться, раздеваться мне не придется.
— Теперь ты почти как я, — сказала Кьярра и поднесла свою руку к моей. Не притронулась на этот раз, но я ощутил ее тепло. — Чуть-чуть другой. Только глаза прежние.
— Да, их цвет менять слишком сложно, а жаль… Для этого нужны чародейские штучки, а я слышал, иногда они дают сбой в самый неподходящий момент. Представь: говорю я с кем-то, а глаза вдруг из карих делаются светло-серыми… Или, того хуже, один — синим, другой — зеленым.
— Смешно, наверно, — без улыбки ответила она.
— В том-то и дело, что не смешно… — Я поднялся на ноги, пошарил на столе и повернулся к Кьярре. — Придется ходить вот так.
— А что это?
— Очки. Я тебе про них говорил, помнишь?
— Но ты же хорошо видишь.
— Их носят еще для защиты от солнца. Видишь, стекла темные?
— В этом городе совсем нет солнца, — упрямо сказала она.
Мне это нравилось: Кьярра выискивала бреши в моей маскировке, дело не лишнее. Я порядком зазнался в последнее время, не скрою, а потому поленился продумать легенду как следует. И очень зря…
— Некоторым людям даже слабый свет причиняет боль. Тем более если на улице пасмурно, а в помещении яркие лампы.
— Ну ладно, — нехотя согласилась она.
— Я еще усы и баки приклею, тогда вовсе меня не узнаешь, — пообещал я. — Отращивать свои слишком долго, хоть они у меня и темные…
— Только скажи сперва. А то я опять перепутаю.
— Непременно скажу. Вдругорядь я могу и не успеть уклониться… Да, а как охота?
— Удалась, — сказала Кьярра и снова замолчала.
И что мне было с ней делать? Не дэрри же угощать, чтобы повеселела! Не представляю, что может натворить пьяный дракон… А унести ее может с одного глотка: вряд ли Кьярра когда-нибудь пробовала спиртное. Проверять как-то не тянуло.
— Встань тогда, я с тебя мерки сниму, — попросил я. — Завтра схожу, куплю тебе приличную одежду и обувь. Будешь при мне, уважаемом мастере Рокседи…
— Кто это?
— Мне придется назваться другим именем, — повторил я, поражаясь собственному терпению. — У меня есть документы на имя Лаона Рокседи. Очень удачно: ты сможешь по-прежнему звать меня Роком, чтобы не путаться. Лучше, правда, дядей Роком, но это не так важно.
— Понятно, — подумав, сказала Кьярра. — А я кто? Если ты дядя, значит, я племянница?
— Не обязательно. Вообще-то сначала я думал сделать тебя мальчиком на побегушках, да только ты совсем не похожа на юношу. Как ни притворяйся, заметят.
— А зачем притворяться? — не поняла она.
— Вот и я решил: зачем? Будешь моей очень дальней родственницей, — ответил я. — Сироткой, ясное дело. Осталось только придумать, почему я решил взять тебя с собой, а не отдал в какой-нибудь приют.
— Я богатая? — немного оживилась Кьярра. — Богатую девушку можно отдать замуж Бедную тоже, но сложнее. Она должна уметь работать, а я…
Она посмотрела на свои руки и завершила мысль:
— Заметят, что я ничего не делала.
— Откуда ты такой премудрости набралась? — удивился я. — Тоже от матери?
Кьярра кивнула.
— Она рассказывала мне о людях. Про их обычаи и всякое такое. Может, думала, что я тоже когда-нибудь к ним пойду?
— Понятно… Да, за трудолюбивую бедняжку ты не сойдешь, а в нищей господину Рокседи никакого интереса нет. Не прикинешься даже, что ты дочка его любимой покойной сестры, которая вышла замуж против воли родителей.
— Почему?
— Потому что если она жила с бедняком, то… возвращаемся к твоим не знавшим работы рукам. Конечно, и небогатые люди ухитряются баловать детей и не утруждать их, но это… сомнительный вариант.
— А если я больная? — неожиданно предположила Кьярра. — И ничего не могу делать? Также бывает, правда? Старые люди плохо работали и жаловались, что уже не могут все делать, как раньше. И я слышала от них, что молодые тоже иногда бывают такие.
— Бедная и больная тем более никому не нужна. Здоровую-то можно устроить прислугой или хоть батрачить, если по дому — городскому, я имею в виду, — она ничего делать не умеет, а соображения не хватает, чтобы на заводе в цеху работать.
— Но почему я не богатая? — повторила вопрос Кьярра.
— Потому что слишком дикая, — честно ответил я. — Да, если тебя приодеть, причесать — ты будешь выглядеть не хуже, а то и лучше, чем внучки Веговера. Но вести себя ты не умеешь, а за пару дней я не сумею тебя научить. Я сам не знаю всех тонкостей дамского обхождения, а на этом проколоться — раз плюнуть. Впрочем…
Она хотела что-то сказать, но я сделал ей знак помолчать — опасался упустить мысль. Поймал, однако, и сказал:
— План меняется.
— Как это?
— Ты, — указал я на Кьярру, — действительно дочка богатых людей. При этом ты
