Пока шли, Джексон увидел вереницу пленников, которых вело несколько бойцов со стороны лесозаготовок – это были напавшие на завод, которым зубы обломали. Джексон прищурился, присматриваясь с удивлением – уже безоружные военнопленные все были в черных костюмах, на руках желтели какие-то повязки. Он не удержался и, не дожидаясь пока они приблизятся, вскинул винтовку, посмотрел в прицел. Догадка подтвердилась – желтые нашивки «ВысоцкТрансГаз», рядом эмблемы вышки со скрещенными топорами.
- Дим, там эти педики, с которыми девчонки уехали, - произнес Женя и пояснил на вопросительный взгляд, - Охрана, на дороге!
- Черт, - поджал губы Дим: - А девчонки тогда где?
- Пойдем, узнаем, - сменил направление Женя, двинувшись в сторону колонны пленников.
Дошли быстро, и после разрешения Сени выхватили одного из толпы. Расспросив пленника, парни выяснили, что едва выехав с базы охранники общей колонной ехали совсем недолго, а вскоре разделились.
Старший, белобрысый Владимир, поехал в одну сторону вместе с красным Кашкаем, а остальная группа направилась занимать территорию завода. Но с этим вышли сложности. Русских на заводе не было, а «турки» - как их охранник назвал, сразу стрелять начали, стоило лишь потрепанной волной колонне появиться у ворот. Про волну охранник со волнением рассказал – оказывается, они по рации узнали о ее приближении и гнали что было сил, лишь в последний момент залетев на холм с заводом. Водой колонну не накрыло, так, обмочило только – эту высоту, как и часть дивизиона, волна не взяла.
Сдав пленника обратно и оказавшись на заводе, друзья узнали остальные детали схватки и предшествующих событий - Савичев не церемонился, допрашивал всех жестко – и турков строителей, которые обороняли завод, и пытавшихся его занять охранников ВысоцкТрансГаза.
В статус пленников лейтенант перевел всех, не заморачиваясь – в тот момент, когда на позиции его бойцов вылетел Хантер с бегущими следом черными, Савичев положил их в землю, выкатив вперед броню, отсекая отступающих от нападавших духов. Разбираться с охранниками не стал, повязал всех и огнем отогнав защитников завода, поехал сам к ним устанавливать армейские порядки. Позже, заняв коттеджный поселок, лейтенант нашел турка, говорившего по-русски и отправил его парламентером.
Условия предложил простые – или сейчас все сдаются, сложив оружие, или он сейчас завод с землей ровняет, не разбираясь, кто прав, кто виноват. И предупредил, что остальные части русской армии уже на подходе.
Засевшие на заводе турки, как оказалось, особой агрессивностью не отличались, а стреляли тоже не просто так – уже на второй день после переноса на завод было сразу два нападения – быстро сориентировавшаяся группа беглых зэков и небольшая бригада, вероятно из Севастьяново.
Кроме турков-строителей на заводе находились воины из европейской частной охранной компании – узнав об этом, Джексон понял причину появление так удивившего его незнакомого оружия.
Захватчиков в живых из черных осталось человек десять. Все стояли тесной группой, разведенные с пленными обитателями завода.
- И что делать теперь с ними? – поинтересовался Джексон у Савичева.
- Да [черт] знает, - пожал плечами лейтенант, - Царь сказал в каталажку пока всех, а здесь оборону наладить и быть готовым к приему беженцев.
- Каких? – непроизвольно переспросил Женя.
- Половину Великополья [совсем] смыло, - покачал головой лейтенант, - а что по области, по деревням, вообще никто не знает.
- Как смыло? На холме же город? – удивился Женя.
- Не знаю, - помотал головой Савичев, - сам удивился, но говорят плохо там все.
- А Севастьяново? – быстро спросил Дим.
- Только с Щербаковым связь есть - что с остальными, не знает никто, - ответил Савичев. - Но надеюсь, там легче - должен же был этот вал силу потерять. Очень надеюсь на это, - добавил после паузы лейтенант.
Глава 40. Михаил Юрьевич, 30 апреля, утро
Козачев, Михаил Юрьевич, заместитель начальника отдела по межведомственным взаимодействиям комитета по внешним связям правительства Санкт-Петербурга, сидел в пустом школьном кабинете второго этажа Красноборской школы номер два и предавался одной из своих любимых привычек. Ковырялся в носу. Задумавшись, Михаил Юрьевич всегда непроизвольно запускал палец в нос - и лишь в последние несколько лет он приучил себя делать это в одиночестве.
Привычка ковыряться в носу у него была давняя, еще с детства, и приносила много неудобств. Козя, Козявка, так дразнили его в школе. Козявкин, за глаза называли его в институте - после того, как Михаил Юрьевич вернулся из армии, мало кто осмеливался подшучивать над ним в открытую. Он и до армии то был немаленьким – высокий, статный, а после службы совсем здоровым вернулся. Так что о привычке его знали все знакомые, но дураков шутить больше не находилось.
Щелчком сбив козявку с ногтя, Михаил Юрьевич засунул руку в карман штанов и вытер указательный палец о ткань внутри. Скрестив руки на груди, принялся раскачиваться с пятки на носок. Сквозь мутное и пыльное стекло кабинета был виден внутренний двор школы и несколько грязно-серых зданий силикатного кирпича. Низкие облака ползли по небу, почти касаясь крыш, от которых в безветрии тянулись вверх крупные нитки дыма из многочисленных труб.
Михаил Юрьевич сцепил пальцы замком и потянулся, подняв руки вверх. Пахнуло несвежим телом и, что самое паршивое - пахло от него. Он с отвращением покосился на брошенное в углу ватное одеяло, на котором сегодня коротал ночь.
Сюда его отправили вчера вечером, выгнав из гостиничного номера - когда стало ясно, что уехавшие бойцы спецгруппы вряд ли вернуться. Период их молчания затянулся, а возможности выйти на связь были - в фургоне радиостанций была. И если присутствие бойцов спецназа, которые были в подчинении Михаил Юрьевича, еще сдерживало местных, то когда они уехали, он стал ловить на себе очень, очень недружелюбные взгляды.
И [наглая самка] Надежда как пристроилась - вьется рядом с Васильевым этим - с ненавистью подумал Михаил Юрьевич и заскрипел зубами от ярости. Еще бы – вся рабочая группа института приткнулась рядом с этим здоровым ублюдком, а Михаил Юрьевича побоку! Вчера, после прошедшей волны, залившей улицы города - к счастью без больших разрушений, про него все как будто забыли и внимания не обращали. Он даже пайку себе на кухне с трудом выбил – сначала даже давать не хотели, долго сверяясь со списками
Еще раз выдохнув сквозь стиснутые зубы, Михаил Юрьевич с силой сжал кулаки и зажмурился. Ничего, он еще всем покажет! И всех накажет. Эта мысли, как ни странно, его успокоили - он, прикрыв глаза, прислонился лбом к холодному стеклу. Вдруг вспомнилось, как еще неделю назад
