— Твой начальник — с сыном!
— Вылетело из головы. Я быстро, только разденусь.
Жена вернулась в комнату, а Михаил после секундного раздумья тихо открыл дверь на лестничную площадку. С верхней площадки и с нижней на него смотрели черные дула пистолетов. Родионова и Пряников ждали его на лестнице. Пришлось закрыть дверь и вернуться в квартиру.
В гостиной был накрыт большой стол. А за ним сидели сын Лапина с женой и маленьким ребенком и… Игнатьев с Соколовским-младшим.
— Мы вас заждались. Присаживайтесь, — Соколовский сделал приглашающий жест рукой. — Поговорим. Мы так долго вас ждали.
Глава 7
Обстановка за столом была напряженная. Ели, балагуря и посмеиваясь шуткам, только сын Лапина и его жена. Внучка Маруся мирно играла с куклами на диване неподалеку. Даже Игнатьев притронулся к еде. Не ели и смотрели друг на друга лишь сам Лапин и Соколовский.
— Вам не нравится? — огорченно спросила Игоря жена Михаила. — Может, я вам другого принесу, у меня есть…
— Аркадий Викторович, мне, кажется, пора, — не глядя на жену Лапина, сказал Соколовский.
— Пора? — удивилась женщина и растерянно посмотрела на мужа, на Игнатьева, которого считала начальником своего мужа.
— Да, — согласился Игнатьев, откладывая вилку. — У нас новости. Я приказ подписал сегодня — пора на покой.
— Осталось только решить, как провожать будем, — поддакнул Соколовский, не сводя взгляда с Лапина. — По-тихому или напоказ. С цветами и оркестром.
Лапин поднялся со своего места под напряженными взглядами Игнатьева и Соколовского. Жена удивленно посмотрела на гостей, на мужа.
— Миша, это же здорово, — улыбнулась женщина, хотя на ее лице была тревога. — Займешься внучкой…
— Конечно, здорово, — неожиданно улыбнулся Лапин. — Пойдем, обсудим?
Соколовский и Игнатьев поднялись со своих мест. Лапин кивнул на балкон, но Игнатьев не пропустил его и вышел туда первым. Осмотревшись, он кивнул Соколовскому, и тот подтолкнул Лапина и вышел следом за ним. Тихий вечер тонул в зелени двора, солнце спустилось за крыши многоэтажек, где-то в вышине метались стрижи.
— Аркадий Викторович, встаньте так, чтобы девочка не видела, — глухим голосом попросил Игорь.
Лапин смотрел на Соколовского спокойно. Его взгляд был чуть усталым и не выдавал больше никаких эмоций. Игнатьев беспокойно посмотрел вниз с балкона, потом на Соколовского и буркнул недовольно.
— Игорь, он нам нужен…
— Отомстить хочешь? — спросил Лапин Игоря.
Соколовский чувствовал, что его начинает немного бить нервная дрожь. Перед ним стоял убийца его матери, и он не скрывал, что это его рук дело. Одно движение, обхватить руками и сбросить вниз, а там асфальт, бордюрный камень. И все! Лапин посмотрел на окно, где ему махала рукой внучка, и помахал ей в ответ. Как будто прощался.
— Нет, — Соколовский стряхнул с себя наваждение. — Отомстить тебе — значит, оставить Фишера безнаказанным. Ты отдашь нам компромат.
— При одном условии, — продолжая безмятежно улыбаться и махать внучке, заявил Лапин. — Мы все уедем. И только потом вы его получите.
— Сначала ты отдашь компромат, а потом мы решим, что с тобой будет.
— Я отдам компромат только тогда, когда моя семья будет в безопасности…
— Игорь, а поехали в лес? — Игнатьев положил руку Лапину на плечо. — Там безопасно. Набор инструментов в машине — кусачки, лобзик…
— Я буду сотрудничать только на моих условиях, — усмехнулся киллер.
Лапина затолкали на заднее сиденье машины Пряникова. Прежде чем захлопнуть дверь, Соколовский наклонился и сказал:
— Как только ты сдашь компромат, я тебя отпущу.
— Нет, — покачал киллер головой. — Ты получишь компромат, когда я и моя семья будем за границей.
Игорь со злостью захлопнул дверь и посмотрел на Пряникова.
— Знаю, Андрей Васильевич. Без протокола мы должны его выпустить через три часа.
— Протокол нарисуем, — отмахнулся подполковник. — Отвечать будем потом. Это дает нам 48 часов. А дальше?
— Он может спокойно отсидеть и выйти, — недовольно сказала Родионова.
— Я позабочусь, чтобы эти 48 часов не были для него спокойными, — с угрозой произнес Соколовский.
Ветер покачивал фонари над крышами конюшен. Было слышно, как лошади внутри переступают ногами по дощатым полам, как хрустит сено. Над газонами прогулочной зоны веером вилась водяная пыль из форсунок поливной системы. Поскрипывали ворота, всхрапывали лошади. Ночь мерцала над конной базой отблесками звезд в разрывах облаков.
13-летняя Марина сидела на кровати, подвинув на столе в изголовье настольную лампу. Сложив по-турецки ноги, она старательно вырезала из бумаги фигурку лошади. Таких фигурок у нее было несколько, но эту она любила больше всех.
— Орлику надо спать, — шептала девочка, поглаживая пальчиком по лошадиной шее там, где должна была быть грива. — Марине надо спать, Орлику надо спать… Марине надо спать…
Снаружи во дворе стукнула створка ворот, скрипнули петли, а потом по доскам стукнуло копыто. Потом еще подкова звонко задела камень у ворот. Марина подняла голову и посмотрела в окно. Там мелькал свет фонарика. Девочка спустила ноги с кровати и подошла к окну.
— Орлику надо спать, — тихо прошептала она и, шлепая босыми ногами, направилась к двери.
Марина вышла на улицу и сразу увидела Шарика, лежавшего посреди двора без движения. Так собака лежала только днем и в тех местах, где есть тень, а по ночам она постоянно бегала по двору, лаяла. Почему она сейчас лежит? Девочка посмотрела на ворота. Через одну открытую створку незнакомые люди выводили лошадей, держа под уздцы. Последним какой-то высокий дяденька вел Орлика. Марина побежала следом, схватила лошадь за недоуздок и затараторила с тревогой в голосе:
— Орлику надо спать!
— Тихо ты, дура! — схватив девочку за руку, попытался оторвать ее от лошади черноволосый мужчина.
— Орлику надо спать! Орлику надо спать! — все громче и громче стала твердить девочка, вцепившись в ремень недоуздка.
Мужчина сильным рывком вырвал ремень из рук девочки и отшвырнул ее в сторону. Орлик снова зацокал копытами, кося глазом на упавшую Марину. Но девочка снова вскочила на ноги, зажала уши руками
