Киска первым делом их закрыла, пояснив:
– Комары налетят, здесь все нараспашку. Да и запах от нас не разойдется. Окна тоже прикрой.
– Понял.
– И консервы открой. Я жрать хочу, умираю.
– Сама могла бы открыть, кухня – территория женщин.
– Считай, что я агрессивная феминистка. Так что никогда не беси меня указаниями на то, где место женщине.
– А ты правда агрессивная феминистка?
– Нет, я еще хуже.
С консервами и прочими припасами чуть конфуз не случился. Вспомнили о том, что еды нет, уже на самой окраине города. Хорошо, что именно там подвернулся последний магазинчик, и удачно, что он торговал, несмотря на отключившееся электричество. Правда, продавщица там выглядела неадекватно, ну да какая разница, пусть хоть в мертвячку превратится, лишь бы на выборе товара это не сказывалось.
Киска, мастерски наворачивая холодную тушенку при помощи одного лишь неказистого ножичка, жуя, невнятно спросила:
– Может, расскажешь?
– Что?
– Что-что… Не прикидывайся шлангом. Зачем я тебе нужна? Что такое интересное надо рассмотреть, что ты за это готов тысячу отвалить?
– Тысяча – это не так уж много.
– Немного? Издеваешься? Да мне за рачком всю ночь постоять и двадцатой части никогда не предлагали и не предложат. Нет, я, конечно, не великое сокровище, это понятно, но как-то обидно. Что там за извращение у тебя? Что может потянуть на целую тысячу?
– В прежней жизни у меня был лук. Он стоил несколько тысяч.
– Звиздишь.
– Это еще не самый дорогой лук.
– Я знаю, сколько могут запросить за путевое оружие. И знаю, что у новичков столько бабок не бывает. Да и ты парень, тебе труднее, чем, допустим, мне, зарабатывать. Ну, чего вытаращился?!
– Я на тебя не смотрю.
– Косишься, я же вижу. Не нравится, что сказала? А как еще, по-твоему, зарабатывать новеньким? Вам, парням, сложно, но нам еще сложнее. Физиология, Читер, против нас, ведь мы от природы слабее мужиков, а здесь слабым выживать тяжело.
– Везде тяжело.
– Здесь тяжелее. Ну так что, так и думаешь молчать?
– Как придем, сама все увидишь.
– Темнишь ты.
– Ну хорошо, уговорила. Там будет земля, трава и кусты. Среди них маленько споранов рассыпано, гороха и всякого добра по мелочи. Все это надо будет собрать. Ты говорила, что для тебя это несложно.
– Откуда оно там взялось?
– Там был тайник. Мой тайник. Вещички свои припрятал и заминировал. Один нехороший человек меня убил, потом сунулся в тайник и подорвался. Думаю, там все разлетелось.
– Да тут и думать нечего. Но ты опять темнишь.
– В чем?
– Если мне тысячу готов отвалить, сколько тогда там вообще хранилось? У тебя и тысячи быть не может. Темнишь ты, Читер, не все рассказываешь.
– Ты тоже не все, и что с того? Это нормально, мы ведь с тобой не муж и жена, чтобы всем делиться.
– Про мужа и жену больше ни слова.
– А что не так?
– Да все так. Только потом слово за слово и потянется всякая романтика. Ты сутки не мылся по тридцатиградусной жаре, вот какой мне интерес перепихиваться с вонючим парнем?
– Про тебя могу сказать то же самое. И вообще расслабься, я на тебя не претендую. У меня девушка есть любимая. Я ей не изменяю. Так что за свою драгоценную невинность можешь не переживать.
– Невинность? А что это, вообще, такое и почему за нее надо переживать? Да ты реально мутный, ведь откуда у новичка любимая девушка, да еще такая, какой изменять не захочется. Новеньким ведь только самые дешевые шлюхи дают, да и то раз в месяц. А в пати чего не идешь?
– Слушай, я тебе уже объяснил, что уже состою в пати и покинуть его не могу.
– Да ты конкретно мутный. В чем твой подвох, Читер?
– Нет никакого подвоха.
– Да ты сплошной подвох. У меня уже спортивный интерес. Вот ты мне скажи, почему я, вообще, согласилась с тобой пойти?
– Тебе интересна тема про тысячу споранов.
– Нет. То есть да, интересно, конечно, но ты интереснее. У тебя на одиннадцатом героическая человечность. Это как вообще? Откуда ты столько ее набрал? И раз ты такой герой, то, по идее, положительный человек и подставлять не должен. Да и какой смысл со мной что-то делать? Сдать мурам на ферму? Так у меня всего две почки, а не десять и я всего лишь семнадцатая. Водку будешь?
– Нет.
– А я буду.
– Нам вставать рано.
– Я и после литра встану, а планирую только три глотка. Точно не будешь?
– Сказал же – нет.
– Так откуда столько человечности набрал?
– Оттуда же, откуда твою тысячу споранов.
– Ох и мутный…
– Как спать будем? Я в том смысле, что по очереди надо, или без часовых перебьемся?
– А сам как думаешь?
– Думаю, без часовых нормально. Если мелкие мертвяки найдут, забираться к нам им придется долго, нашумят, проснемся. Если кто-то серьезный, часовой против него ничего не сделает, мы ведь без нормального оружия.
– Для одиннадцатого ты не так уж и плохо рассуждаешь. А что, если придут люди?
– Если это плохие люди, уровни у них окажутся побольше, чем у нас.
– Это почему?
– Я так понял, на путь зла здесь раньше тридцатого уровня или около того становиться нет смысла. Иначе слишком часто придется умирать. Против тридцатых мы с тобой не играем.
– Ты таким голосом это сказал, будто сомневаешься.
– А ты нет? Не сомневаешься?
– Я против тридцатого, как котенок против бульдога. За тебя вообще молчу.
– В принципе, пулей в голову здесь хоть сотого завалить можно, – ответил на это Читер, не желая делиться деталями биографии, связанными с победами над игроками высоких уровней.
– Сотого? Так вот ты на ком человечность до героической прокачал.
– С чего ты взяла? Это я просто сказал, до сотого еще никто не добрался.
– Мутный ты, Читер, но много болтаешь. А женщины могут слышать в словах то, о чем вы, мужики, даже не догадываетесь.
Читер подскочил от грохота бьющегося стекла, причем билось оно до такой степени близко, что спросонья показалось, будто это происходит в недрах ушных раковин. В предрассветных сумерках разглядел рядом с собой что-то огромное, угловато-страшное, резко подвижное, торжествующе урчащее. Не раздумывая, выхватил из рукава короткую заточку, сделанную перед сном, одновременно активируя Улыбку Фортуны.
В ситуации, когда ты, проснувшись, обнаруживаешь в сантиметрах от себя серьезного мертвяка, надо предъявлять все, что у тебя имеется.
Дернулся, выбрасывая тело в проход между сидений, одновременно слепо отмахиваясь вооруженной рукой. Пытаться что-то разглядеть, понять, обдумать времени не было, надо срочно что-то делать, ибо бездействие – верная смерть.
Заточка угодила во что-то неохотно поддавшееся да там и засела наглухо, выскользнув из руки. Читер, вырвавшись наконец в проход, ухватился за пистолет, развернулся, морально готовясь столкнуться с чудовищем нос к носу.
Но не столкнулся, потому что монстр, завалившись на сиденье, с которого только что выскочил человек, перестал урчать и только шумно дергался. Слишком темно,
