— Как будто тебя проталкивают сквозь толстую стену, но потихоньку, — именно так Эбенайзер описал свои впечатления Бронвин, как только оправился от пережитого испытания.
Когда он снова поднял трубку, чтобы совершить долгую затяжку, его рука слегка дрогнула.
— Много воды, — повторил дворф.
Он впился взглядом в Бронвин, как бы умоляя её доказать ему, что он не прав. Бронвин все поняла, и подобрала слова, снова используя их в равной мере для собственного успокоения.
— Когда Грунион появился, мы были в одном и том же месте. Теперь работорговцы захотят прибыть в пункт назначения как можно быстрее. Значительное потепление воздуха в это время года вызывает сильный прибрежный ветер. Они воспользуются этим в полной мере. Чем дальше от берега — тем слабее ветер, а если подплывут ближе к земле — рискуют налететь на прибрежные рифы, скалы и патрульных. Проход не так широк. Пока капитан Орвиг следует за ветром — мы должны идти рядом.
Дворф взглянул на паруса. Их было три, закрепленных на паре высоких дубовых мачт. Все три были выгнуты, переполненные ветром так, что даже рябь не тревожила их белую поверхность, однако дворф все еще выглядел неуверенным.
— Они выпрыгнут на нас.
— Так и есть, но у Нарвала три паруса против одного у Груниона. Этот корабль построен для погони и битвы. А Грунион — корыто. Старый, с глубокой осадкой, предназначенный для хранения большого количества груза. Согласно отчету, у него полный трюм. Они не смогут нас опередить.
Дворф бросил на женщину косой взгляд.
— Многовато знаешь. Для человека, который не любит воду.
— Я — торговец, — коротко сказала Бронвин. — Я должна знать, как вещи передвигаются с места на место.
— Так и есть, — согласился он, однако проницательный и сочувственный взгляд его говорил о том, что дворф понял гораздо больше, чем хотела сказать Бронвин. Она много лет изучала работорговлю. В надежде проследить собственный путь к позабытому дому и семье. И все же, это был первый раз, когда женщина предприняла меры, чтобы помочь кому-то, кто, как и она, был оторван от всего, что знал. С облегчением, Бронвин отметила, что дворф не спрашивает её о причинах и не давит, пытаясь выжать из неё объяснения этой внезапно охватившей её необходимости помочь ему и его клану. Этого Бронвин не могла бы объяснить даже себе.
Замолчав, они оба перевели взгляд на море. Теперь оно побледнело, становясь серебристым, а на восточном горизонте разгорался розовый румянец, предвещающий грядущее солнце.
В вышине над ними разнесся резкий вибрирующий вой — такой звук мог бы издать волк, будь он способен к человеческой речи. Однако голос этот был гораздо глубже и более зловещим, нежели звуки, производимые любым зверьем леса или степи.
Развернувшись, Бронвин прищурила глаза, вглядываясь в воронье гнездо. Капитан Орвиг указывал на восток, объявляя тревогу. Он перепрыгнул через бортик гнезда и спустился по канатам, выкрикивая приказы.
Экипаж среагировал незамедлительно. Несколько человек перетащили мотки веревки на правую сторону, цепляя один конец канатов за железные петли, торчащие из палубы, а на другом конце привязывая крючья для абордажа. Одни помчались за оружием, а другие держали паруса.
— Поднять бушприт! — взревел Орвиг, спрыгивая на палубу.
Стремглав пролетев через корабль, он отшвырнул от руля первого помощника. Заняв свое место, огр нагнулся и вперил свои поросячьи глазки в идущий впереди корабль.
— Передвинуть балласт!
Несколько членов экипажа помчались к огромному шесту, который протянулся по центру палубы, от кормы почти до самой грот-мачты. Они ловко ослабили узлы, которые мешали ему двигаться, а затем присели, готовые поднять ношу.
На счет три, люди, кряхтя от напряжения, подняли шест и, шатаясь, побрели к носу. Они опустили оружие в паз, укрепленный снаружи и изнутри железной пластиной, он предназначался для удержания шеста, а затем затянули болты. Тем временем, другие матросы взгромоздили на плечи тяжелые бочки с боеприпасами — стрелами для баллисты, металлическими осколками и жуткими шипастыми снарядами — и спустили их к корме, чтобы сохранить равновесие корабля.
Оценив вооружение судна, Бронвин тихонько присвистнула. Бушприт напоминал собой гигантское копье, окованное железом. С ним, Нарвал действительно напоминал гигантскую рыбу с копьеобразной головой, в честь которой он получил свое имя. Теперь Бронвин поняла, отчего капитан Орвиг содержал свой корабль подобным образом, и почему все члены экипажа терпели неудобство, переступая через шест, когда тот покоился в центре палубы. С этой штукой на подобающем ей месте Нарвал становился настоящим боевым кораблем, а потому подвергался бы тщательному досмотру не только во всех добропорядочных портах, но и в самом Скуллпорте.
Прикрыв глаза рукой, Бронвин всмотрелась туда, где скользил новый корабль. Он выглядел именно так, как был описан: старый, непримечательный, едва ли заслуживающий внимания. Парус покрывали заплаты, создавая впечатление, будто корабль является собственностью семьи рыбаков-неудачников. Но количество людей, присутствовавших на палубе, как и их вооружение, разрушали эту иллюзию. Грунион был отлично защищен, а его команда — как никогда готова к бою.
— Приготовиться к тарану! — взревел Орвиг.
Мышцы на его огромных руках напряглись, когда он вывернул колесо, заменившее руль. Крик эхом пронесся по кораблю. Пытаясь поймать весь возможный ветер, матросы ухватились за канаты, управлявшие парусами. Летя вперед, корабль неуверенно покосился в сторону. Бронвин и прежде считала, что Нарвал идет быстро. Но теперь он разрезал волны с небывалой скоростью, оставляя вслед за собою глубокую борозду, рассекавшую морскую воду.
Корабль работорговцев попытался уклониться, но оказался слишком неуклюжим и медленным. Бронвин подумала о кролике, который застыл от страха, ожидая когтей хищника.
— Приготовиться!
Крик огра взлетел над шумом стремительного ветра и быстрой воды. Вдоль всей палубы, моряки схватились за рукояти своего оружия, готовясь к предстоящему рывку. Обхватив руками мачту, Бронвин вцепилась в неё покрепче. Эбенайзер поймал рукою якорную цепь, второй же схватился за пояс Бронвин. Это внезапное проявление заботы заставило улыбку коснуться губ Бронвин.
Оба корабля вздрогнули, словно гигантские рыцари, сошедшиеся в неравном