какая мутная вода. А грязь для них – все равно что мыло. Когда она засыхает, они трутся о кору деревьев, чтобы вместе с ней отвалились разные насекомые и паразиты. Вот, гляди! – Я показал ей на испачканный засохшей грязью ствол сосны.
– Откуда ты все это знаешь? – удивилась Ольга.
Я только открыл рот, как вдруг она воскликнула:
– Ой, смотри! – и схватила меня за руку.
Прямо перед нами, важно перебирая морщинистыми лапами, ползла громадная черепаха, панцирь которой был не меньше таза для белья.
– Кстати, ты знаешь, как на черепах охотятся хищные птицы? – спросил я у Ольги, но она, похоже, не услышав вопроса, с интересом наблюдала за пресмыкающимся.
Я продолжал:
– Увидев черепаху, они хватают ее своими когтями, поднимают на большую высоту, причем именно над каменистой местностью, после чего бросают ее вниз. От удара панцирь черепахи раскалывается, и птица начинает пировать.
Глядя на размеры обнаруженного нами экземпляра, я с трудом представлял себе размеры птицы, способной поднять ее в воздух.
– Как насчет ужина в виде черепахового супа сегодня вечером, леди? – галантно произнес я, делая вид, что озабочен поиском камня.
– Нет, ты что, Дима, не надо! – Оля всерьез испугалась за жизнь черепахи и сильнее сжала мне руку.
Разговаривая, мы пошли вслед за черепахой, которая целенаправленно ползла вперед, все глубже в лес, при этом она нисколько не боялась нас. Кто сказал, что черепахи медленные? Черта с два! Она ползла ненамного медленней, чем мы шли, при этом я бы не сказал, что она сильно спешила.
Увлеченно следя за черепахой, мы не заметили, как постепенно все дальше и дальше уходили от ручья. Через некоторое время Ольга сказала, что она устала и не прочь бы утолить жажду. С собой у нас была литровая бутылка «Фанты», бутылка пива и немного бутербродов с сырокопченой колбасой.
Мы спустились по пологому склону в неглубокую ложбинку, в которой в изобилии росла иглица и папоротники. Невдалеке лежала большая сосна, и мы решили сделать небольшой привал.
Сидя на поваленном дереве, опутанном космами разных тягучих трав и лиан, девушка болтала ногами, жевала бутерброды и рассказывала, как они с отцом ездили в Польшу. О своей матери она не обмолвилась и словом, да я и не спрашивал о ней.
В этом отношении я всегда стараюсь придерживаться железного правила. Однажды отец мне сказал: «Запомни, старик, никогда ни о чем не спрашивай бабу. Они как мороженое – сначала холодные, потом тают, а затем липнут. Если она уже липнет к тебе, значит, от тебя у нее никаких секретов не будет. Но она скажет тебе все сама. Если же она не хочет говорить – не приставай к ней с расспросами, она обязательно соврет…»
– …в позапрошлом году. Конечно, хотелось бы поступить в аспирантуру, но, честно говоря, не уверена в своих силах. Вот Ира мне вчера рассказывала… – беспечно щебетала Ольга, отхлебывая «Фанту», – недавно открылся новый институт, так… Ой! – Ольга взвизгнула и спрыгнула на землю. – Дима, мне что-то за шиворот упало! – Она судорожным движением скинула с себя тренировочный балахон и повернулась ко мне спиной. Я приблизился к ней и осторожно приподнял нижний край ее футболки. На руки мне вывалился жук с толстыми мохнатыми лапками. Стряхнув насекомое на землю, я носком ботинка отшвырнул его подальше в траву.
– Ну, что там? – в голосе Ольги слышалось беспокойство.
– Ничего, просто веточка.
Я все еще держал приподнятым край ее футболки и чувствовал легкий аромат ее свежего тела. Медленно приподняв футболку выше, я осторожно прикоснулся руками к ее спине. Ольга вздрогнула, повернулась ко мне, и наши губы нашли друг друга.
После обеда Гуфи уселся в беседке, погрузившись в чтение своих книжек. Правда, буквы все время прыгали и гонялись друг за другом, играли в чехарду и никак не желали строиться в слова – с самого утра у Игоря с похмелья адски болела голова, а вкус во рту был такой, словно маленькие поросята устроили в нем сортир.
Ирина убирала со стола, Дэн решил помочь ей и с усердием тер тряпкой тарелки, разбрызгивая из таза воду, изредка попадая на Иру. «Денис, пошли после обеда на море?» – «Нет, пошли лучше в дом, я тебе одну штучку покажу». – «Какую штучку?» – «Очень прикольную, только не говори никому…»
Слыша их беспечный смех, Виталий с горечью понял, что его нынешние отношения с Дианой никогда не были такими же естественными, и все, что эту девушку в нем устраивает (пока), – это ненасытный секс. Во время постельных сцен она вела себя как безумная, царапалась, кусалась, стонала и извивалась, плакала и смеялась. Но когда все заканчивалось, она усаживалась в постели и начинала неторопливо расчесывать свои золотые локоны, и при этом на ее холеном лице появлялось то знакомое ему холодно-безразличное выражение: «Как меня все достало… Почему бы тебе не сходить на кухню и не сварить кофе?»
Когда Дмитрий ушел в армию, Диана позвонила Виту буквально на следующий день и сладеньким голоском попросила его помочь ей повесить в комнате книжную полку. Она и раньше, когда они находились в компании, иногда бросала на него оценивающие взгляды, но в этот раз…
«Мой папа ни на что не годен, ему такое доверить нельзя», – сказала она, многозначительно хихикнув. Что ж, Вит знал, что это отчасти правда, поскольку в семье Миляевых парадом командует мать (ее отец даже взял фамилию жены), и он частенько видел папашу Дианы стирающим белье либо заставал за стряпней. Ее мать – деловая, строгая женщина с короткой стрижкой, постоянно ездит на встречи, банкеты, заключает договоры, возле нее всегда вьются поклонники (она генеральный директор нефтяной компании).
Направляясь домой к Диане Миляевой, Вит предполагал, что будет дальше, и не обманулся. Они любили друг друга долго и страстно прямо на ковре в коридоре, и Виту не верилось, что он обладает такой девушкой. В тот момент его ничуть не смущало, что она является подругой Дмитрия, с которым они, в общем-то, дружили с самого детства. Чувство вины пришло позже, но сейчас оно спряталось куда-то глубоко внутрь, будто крохотный зверек, залегающий в зимнюю спячку, и дает о себе знать все реже и реже.
Отношения с Дмитрием у него стали портиться еще до армии. Дима связался с каким-то мотоциклетным клубом и пропадал в нем целыми днями, в их прежней компании он практически перестал появляться. Как-то раз из вежливости Вит проявил интерес к мотоциклам и попросил Дмитрия научить его ездить. В ответ он услышал, что «Днепр» для него слишком тяжелый, лучше учиться на легких мотоциклах. «И вообще, женой и мотоциклом не делятся». Вот так.
Насчет мотоцикла он, пожалуй, и прав… Но вот с женой… Дмитрий не из тех людей, которые с легкостью расстаются с тем, что, по их мнению, принадлежит им. Пусть даже по другую сторону баррикады стоит лучший друг. Поэтому еще все впереди. Хорошо, если у Стропова хватит ума не устраивать выяснения отношений здесь, на море. А в Москве… Виталий считал, что у него хватит красноречия уладить все проблемы мирным путем, без классических разборок.
Они все больше и больше отдалялись друг от друга, и он чувствовал, что та истрепанная ниточка, связывающая их дружбу, постепенно истончавшаяся до толщины пленки мыльного пузыря, скоро с треском лопнет.
После обеда они с Дианой пошли на пляж.
Вдоволь искупавшись, они разлеглись на полотенцах и некоторое время молчали.
– Похоже, Стропов успокоился, – лениво проговорил Вит, переворачиваясь на живот и зажмурив глаза.
– Вроде бы… – Девушка достала из пакета бутылку минеральной воды и, открутив крышку, сделала глоток. – Хотя иногда мне кажется, что твой дружок окончательно чокнулся.
– С чего бы? Ты имеешь в виду аварию?
– Ты не понял, – тоном, не терпящим возражений, перебила его Диана. – По-моему, по нему плачет психушка. Ты в курсе, что у него лунатизм? – спросила девушка, доставая крем.
– Он что, по ночам ходит? – Вит недоуменно посмотрел на Диану.
