Ну да. Она наверняка знала, как сбить мужчину с толку и наполнить его тысячью сомнений.
Луна карабкалась все выше. Мы понемногу успокаивались. Нас отделяли друг от друга лишь несколько тряпок.
Внезапно она напряглась. Поволока исчезла из глаз. Она приподняла голову и расслабленно глянула мимо меня:
– Если кто из этих шутов забрался сюда подглядывать, ноги переломаю!
Я обернулся.
Позади никого не было. Она наблюдала за далекими вспышками молний.
– Гроза, – сказал я.
– Думаешь? Это далеко, в той стороне, где Храм. Но в здешних краях мы еще не видели ни одной грозы.
Изломанные пламенные копья часто били в землю.
И опасения, которые я обсуждал с Одноглазым, вернулись.
– Не знаю, Костоправ, – продолжала она, собирая с земли одежду. – Кажется, мне все это знакомо.
Я с облегчением последовал ее примеру, не будучи уверен, что смог бы завершить начатое. Мое внимание было отвлечено.
– Наверное, лучше в другой раз, – сказала она, не отрывая взгляда от молний. – Слишком уж шумно.
Воротившись в лагерь, мы нашли всех проснувшимися, но ничуть не заинтересованными нашим уединением. Отсюда вспышки тоже были видны, хоть и не так хорошо. И они не остались незамеченными.
– Это колдовство, Костоправ, – сообщил Одноглазый.
– И мощное, – кивнул Гоблин. – Даже до нас краем достает.
– Далеко? – спросил я.
– Дня два пути. Возле того места, где мы останавливались.
Меня кинуло в дрожь.
– Что там происходит, вы можете сказать?
Гоблин промолчал. Одноглазый покачал головой:
– Сказать я могу только одно: рад, что меня там нет.
Невзирая на полное невежество в вопросах магии, я был согласен с ним.
Внезапно Мурген побледнел и указал поверх книги, которую перед тем изучал, а теперь держал перед собой, словно оберег:
– Видите?
Я смотрел на Госпожу и размышлял о своем везении. Пусть другие в полусотне миль от нас занимаются всякой ерундой, вроде поединка неведомых колдунов, а у меня серьезных проблем хватает.
– Что? – буркнул я, поскольку Мурген ждал ответа.
– Похоже на птицу! Такая громадная, с размахом крыльев миль на двадцать! И совсем прозрачная!
Я поднял глаза. Гоблин кивнул: он тоже видел ее. Я посмотрел на север. Молний больше не было, но там что-то здорово горело.
– Одноглазый! Твои новые дружки, случаем, не знают, что происходит?
Черный коротышка покачал головой. Он надвинул шляпу на лоб, чтобы ограничить угол зрения. Эти дела, чем бы они ни были, его здорово напугали. Себя он полагал могущественнейшим колдуном из всех, кого рождала его земля. За исключением, быть может, лишь покойного брата Тамтама. И что бы там ни творилось, оно не местного происхождения. Чужое.
– Но времена меняются, – напомнил я.
– Только не здесь. А если бы изменились, эти двое знали бы.
Хрипатый усиленно закивал, хотя не понял ни слова. Затем он отхаркнулся и выплюнул в огонь бурый комок.
Я почувствовал, что этот тип, как и Одноглазый, определенно не даст мне соскучиться.
– Что за гадость он постоянно жует?
– Кват, – пояснил Одноглазый. – Слабый наркотик. Не шибко полезно для легких, но, когда он жует, ему плевать, болят легкие или нет.
Сказано было бодро, но не в шутку. Мне стало неуютно. Я снова взглянул на север:
– Вроде улеглось.
Остальные промолчали.
– Мы все равно не спим, – сказал я, – а потому давайте паковаться. Надо бы двинуться, как только развиднеется.
Никто не стал возражать. Хрипатый кивнул и сплюнул. Гоблин, ворча, принялся собирать вещи. Остальные последовали его примеру. Мурген с заслуживающей одобрения аккуратностью отложил свою книгу. Пожалуй, из этого парня выйдет летописец.
И каждый из нас, когда считал, что прочие не заметят его беспокойства, украдкой поглядывал на север.
А я, когда не смотрел туда и не терзал себя, обмениваясь взглядами с Госпожой, пытался оценить реакцию наших новичков. Мы пока что не столкнулись с мощным колдовством напрямую, однако Отряд вполне может набрести на него по пути. Рекруты, похоже, испугались не больше, чем старослужащие.
Поглядывая на Госпожу, я размышлял, способно ли то, что было, с одной стороны, неизбежно, а с другой – обречено, залечить трещину между нами. А если залечит, не перекорежит ли все прочие наши отношения? Черт побери, я просто люблю ее – как друга.
Нет на свете ничего столь непоследовательного, иррационального и слепого – и, кстати, просто глупого, – как мужчина, доведший себя до всепоглощающей страсти.
Вот женщины вовсе не выглядят глупо – им положено быть слабыми. А кроме того, им положено превращаться в бешеных сук, если их разочаровать.
13. Немного о последней ночи Лебедя
Лебедь, Корди Мэзер и Нож все еще владели таверной. В основном потому, что получили одобрение Прабриндра Дра. Но дела шли неважно. Жрецы обнаружили, что не могут управлять пришельцами напрямую, потому объявили их нежелательными персонами. А большинство таглиосцев слушались жрецов.
– Это наглядно показывает, сколько у людей здравого смысла, – сказал Нож. – Было бы хоть чуть-чуть, они бы давно своих святош окунули в реку да подержали часок, и те бы поняли: они просто трутни.
– Ты, Нож, сукин сын и зануда, каких свет не видел, – проворчал Лебедь. – Могу спорить: если бы мы тебя тогда не вытащили, крокодилы бы тебя выблевали. Такую тухлятину даже им не переварить.
Нож, усмехнувшись, отправился в заднюю комнату.
– Корди, – спросил Лебедь, – как полагаешь, может, эти жрецы и швырнули его крокодилам?
– Ага.
– Ничего сегодня выручка. В кои-то веки…
– Ага.
– А завтра, значит…
Лебедь осушил кружку залпом. В последнее время варево удавалось Корди куда лучше. Поднявшись, он ударил пустой посудой по стойке.
– Идущие на смерть приветствуют тебя, – сказал он по-таглиосски. – Пейте и веселитесь, детки. До завтра – и после. За счет заведения.
Он сел.
– Знаешь, как снова зазвать к нам публику? – спросил Корди.
– Ну зазовем, а надолго ли? Этому быстро положат конец. Ты отлично это понимаешь. Думаешь, жрецы угомонятся? Эх, добраться бы до них!..
Корди кивнул, но ничего не сказал. Плетеный Лебедь больше рычал, чем кусался.
– Значит, вверх по реке, – буркнул Лебедь. – Я тебе так скажу, Корди: вот эти ноги будут идти вверх по реке, пока в них силы есть.
– Ну конечно, Лебедь. Конечно.
– Ты что, не веришь?!
– Верю, Лебедь, верю. Если бы не верил, не торчал бы здесь по самую шею в рубинах, жемчуге и золотых дублонах…
– Слушай, а чего ты хочешь от места, о котором никто раньше и не слыхивал? За шесть тысяч миль от края любой карты?
– Нервы, ребята? – спросил вернувшийся Нож.
– Нервы? Что такое нервы? Когда делали Плетеного Лебедя, никаких нервов в него не вставили!
14. Через Д’лок-Алок
Мы вышли с первыми проблесками света. Путь наш легко катился под уклон, и только в нескольких местах нас ждали трудности с каретой да фургоном Госпожи. К полудню мы достигли деревьев. Еще через час первая партия погрузилась на паром. К закату мы уже были в джунглях Д’лок-Алока, где всего-навсего десять тысяч видов различных букашек принялись терзать наши тела. И,
