– Пехтура слишком слаб, он останется здесь.
Все это время упомянутый Вертун дрых мертвым сном в лошадином стойле.
– Ящик, ты присмотришь за нашим гостем.
Это она зря! Ворон и Молчун прекратили перебранку и одарили меня своими знаменитыми убийственными взглядами, как будто я нарочно все устроил, чтобы остаться с ней наедине.
Вашу мамашу! Думаете, после трех дней адской муштры я еще на что-то гожусь?
Дела наши были плохи. Из Душечкиных жестов я понял, что нам больше негде прятаться. Вернуться в храм мы не можем – наверняка Уайлдбранд и капрал слышали хвастливые разговоры о том, как мы свили гнездо на макушке у Изгоя.
Все разошлись, даже канюк отправился на воздушную разведку. Я был только рад. За меня он еще не взялся, но я вдосталь наслушался, как он пилит Боманца. Хотя старик всегда оказывался прав.
Еще ни разу я не видел Белую Розу в такой растерянности. Душечка расхаживала по конюшне, топала ногами, делала непонятные жесты и в разговоре со мной не доводила мысли до конца. За себя она не боялась, но тревожилась за нас, ее ближайших помощников, и за судьбу всего движения.
Если ребята не перехватят «Ночных хищников», нам несдобровать.
Уж не знаю, какой поворот приняли бы события, если бы мне не пришло в голову связать покрепче старину Кена. Стоя у него за спиной, я переговаривался с Душечкой. Не помню, сколько времени это продолжалось, может, пару минут, как вдруг я заметил чье-то приближение. Решил, что это наконец продрал зенки Пехтура.
Как же не вовремя! И сам я хорош – чем ухватиться за счастливую возможность, трусливо промедлил…
Но это не Вертун! Кто-то другой подошел к Душечке со спины!
Поднять тревогу я не успел. Чужак приставил нож к горлу Душечки.
– Развяжи его, – велел он мне.
Я только стоял и хлопал глазами, и тогда он пустил немножко крови.
– Развязывай!
Я завозился с узлами.
Вот тут-то и решил наконец проснуться Вертун.
Едва ли бедный олух сообразил, что происходит. Он на негнущихся ногах вышел на свет, протирая глаза и что-то бормоча. Державший Душечку мужик развернулся и ткнул его ножиком, который держал в левой руке. А потом тем же самым ножом ударил Душечку, начавшую поворачиваться к нему, и почти одновременно метнул в меня другой нож, тот, которым ей угрожал.
Он попал в бедро. Лезвие вошло глубоко, я почувствовал, как оно ударило в кость. Грязный пол в конюшне распахнул объятия и прыгнул мне навстречу. Парень выдернул нож из Душечки и подскочил к нашему сидящему гостю, чтобы разрезать его веревки.
А потом изготовился рассечь мне глотку.
– Эй! – завопил Кен. – Не вздумай! Они не собирались меня мочить.
– Они уже второй раз суют рыло в наши дела! Хотят нас обчистить! Я их предупреждал…
– Давай найдем мой мешок и свалим отсюда, пока не вернулись остальные.
Я бы, наверное, расцеловал Кена, если бы мог шевелиться. Эх, где же ты, моя былая резвость!
Его приятель взглянул на меня:
– Передай суке, что это ее последний шанс. Не отвяжется – чик! – Он провел окровавленным ножом у себя перед горлом.
Кен схватил мешок, найденный мною в переулке, и вышел вместе со своим спасителем.
Когда за ними затворились ворота конюшни, я стиснул зубы и выдернул проклятый нож. Кровью еще не истек, значит большие вены не задеты. Я подполз к Душечке. Она была бледна, ее мутило от боли, но мне было велено сначала заняться Пехтурой.
Тот еще дышал, но я прикинул, что не смогу поддерживать в нем жизнь, о чем и сказал Душечке. Она ответила:
– Мы должны что-то сделать.
Мы, конечно, сделали. Что именно, объяснить не возьмусь.
В конюшню ворвался Ворон:
– Поймали! Можно не волноваться, пока… Ящик! Что тут стряслось?
За Вороном ввалились и остальные, в том числе заново плененные. Я рассказал. Пока я этим занимался, из храма вернулся наш маленький разведчик и сообщил, что Изгой приказал обыскать весь город и найти бригадира Уайлдбранд и неизвестных, изображающих из себя его гвардейцев.
Боманц и Молчун постарались как могли уменьшить наш урон, потом все мы отправились наружу. Там уже падал снег.
– Забавно вышло, да? – спросил я «Ночных хищников».
Но они ничего забавного в случившемся не видели. Да если честно, не видел и я.
66
– И какого хрена теперь будем делать? – зарычал на Старика Рыбу Смедз, когда они остановились отдышаться после долгого бега. – Прятаться? А негде. Не осталось безопасных мест.
– Не знаю, – ответил Рыба. – Все умственные силы потратил на твое спасение.
– Рыба, им известны наши имена. Всем известны наши имена. А эта банда еще и запомнила наши рожи.
– Кто мне помешал сделать так, чтобы не запомнила? Будешь за это расплачиваться – на меня не пеняй.
– Хватит убивать и калечить. Я только об одном мечтаю – как бы выкарабкаться. – Смедз попытался устроить мешок за спиной поудобнее. – Даже не хочу продавать чертов клин. Поскорее бы закончился этот кошмар.
Вокруг вились снежинки. Рыба поворчал насчет следов, потом спросил:
– Где бы нам залечь, а? Хоть ненадолго? Полсуток – хорошо, сутки – еще лучше. Скоро заявится Хромой, и военным будет не до нас.
Смедзу припомнилась только канализация для отвода дождевой воды, построенная в его детстве. Прежде во время ливней город страдал от мелких наводнений. Канализация была немудреной – просто закрыли сверху часть канав. Их облюбовали дети – играли там в прятки. Но Смедз уже лет десять туда не заглядывал. Все, что не служило богатым и власть имущим, содержалось в небрежении и быстро ветшало. Клоака Весла – не место для приятного времяпрепровождения. Там холодно и сыро и полно крыс, небось и кишечные черви расплодились. Но иных вариантов Смедз не видел. В любом другом месте не продержаться и часа.
– Когда я пацаном был, мы…
– Без подробностей. Не буду знать я, не узнают другие. Я хочу услышать только одно: есть спокойное местечко, и когда я туда приду, ты сможешь за мной наблюдать, оставаясь незаметным и для меня, и для других.
Смедз подумал над словами Рыбы и назвал такое местечко. Его рабочая команда проходила мимо по утрам и вечерам.
– А зачем это нам?
– Интересно, пойдет ли Изгой на сделку.
– Да ты спятил! Он тебя на куски порвет.
– Этот может, – кивнул Рыба. – А еще мы с тобой знаем того, кто не просто может, но и обязательно сделает, причем скоро. Но только Изгой похож на серьезного покупателя.
– Будь у меня выбор, я бы, пожалуй, отдал эту пакость мятежникам. Имперцы и без нее полное дерьмо.
– Может, и дерьмо, но они готовы раскошелиться, – проворчал Рыба. – А Белая Роза хочет получить за спасибо. Я слишком старая и опытная проститутка, чтобы не требовать плату за мои услуги.
– Таким парням, как мы, – сказал Смедз, – должно быть без разницы, кто держит власть. Кто бы ни держал, он нам добра не желает.
Снег повалил так густо, словно небеса решили
