– Исаак, а славянское имя твоё какое?
– Миронег, боярин!
– Так и зовись Миронегом, а то меня аж передёргивает, когда слышу в своём доме эти чужие имена!
– Так ведь нам запрещали друг друга славянскими именами звать!
– Кто запрещал?
– Ты, боярин!
Елович нахмурился и вспомнил, что и вправду лет десять назад запретил всем славянскими именами друг друга именовать, но то было очень давно. Ему тогда хотелось, чтобы князь Владимир видел, какой он набожный человек.
– Вот что я тебе скажу. То было дело прошлое, теперь уже всё иначе. Передай, что теперь все пусть друг друга зовут, как их родичи нарекли, а не… в общем, понял?
– А как быть с тем, у кого нет славянских имён?
– Так дайте! Это же язык сломаешь – Анастасия, Исаак, Авраамий!
Когда кольчуга привычно легла на тело хозяина, то он нежно погладил её, словно та живая.
– Вот, моя матушка, схорони меня, – сказал боярин, а после опоясался мечом и взял в руки шелом.
– Боярин, – спросил Миронег, – а никак ты на войну собрался? А почему никто из домашних не знает?
Елович ничего не ответил челядину. Он вышел на улицу, набросив себе на плечи шубу.
– Коня! – крикнул боярин Елович и, когда вывели его жеребца, подошёл к нему.
Животное не узнало хозяина и захрипело. Редко я на своего боевого коня залезаю, подумал Елович. Раньше, ещё лет пять назад, когда я этого конька приобретал, то он за мной, словно собака, бегал. Видно, и впрямь жизнь к концу подходит.
Животное стало крутиться, и Елович понял, что не усидит на своём боевом друге. Ему теперь только на смирных кобылах ездить.
– Ты кого привёл, осёл, – злобно крикнул Елович на челядина, – забыл – я же Вихря своему сыну подарил. Веди Тихоню!
Во двор вышла супруга боярина Еловича и подошла к нему.
– Ты куда собрался, батюшка? Постыдился бы людей – в седле ехать он решил! А ну запрягайте сани – в санях поедешь.
Елович боязливо закутался в шубу и даже постарался спрятать шелом за спину.
– А зачем ты шлем взял?
– Так это, взял – значит, надобно. Всё, иди. Мне по делам государственным ехать надо!
– Нет уж! Ни по каким делам ты не поедешь. Помнишь, как в прошлый раз ты с коня свалился? Все только об этом и говорили. Всё, закончились для тебя дела государственные. Иди домой быстро!
Елович выпрямился, и из-под распахнутой шубы блеснула кольчуга и рукоять меча.
– Я воин и моё место возле князя! И не важно, в милости я у него или нет! Я воин!
Супруга Еловича прослезилась. Именно за такого отважного и храброго воина она выходила замуж много лет назад. Только тогда на нём блестел не крест, а языческие обереги, и волосы его были черными, а не седыми.
– Елович! – прошептала старуха. – Годы тебя не изменили, но не твоё теперь там место. Всё! Другие теперь пусть бьются. Идём домой.
– Нет! Коня! Всё, голубушка, еду биться. Пусть даже я найду там свой конец, то хоть умру со славой!
– Ну тогда вернись со славой, вернись с победой!
Елович обнял супругу и стал влезать на Тихоню, смирную кобылку. Плетясь на ней, Елович невольно подумал, что было бы здорово быть тем самым человеком, которым увидела его супруга. Если бы он и впрямь ехал сейчас в поход на смерть! Да, с годами ко всему начинаешь относиться по-иному.
Вместе с Еловичем с его двора выехали четверо челядинов, все вооружённые топорами и в кольчугах. Елович ехал по Киеву и думал о том, что, может, и впрямь стоило ехать на санях. Люди смотрели бы и думали, что это он от важности, а то ведь тащится на старой кобылке. Стыд-то какой.
Глава 22
Святополк поднялся с земли и быстро встал в боевую стойку. Двое противников опять обрушили на него десятки ударов, но в этот раз князь не просто сумел выстоять, но и сам стал наносить ответные удары.
– Хватит, Святополк. Ты делаешь всё те же ошибки, – сказал воевода Ляшко, – ты пытаешься биться сразу с двумя врагами. Выбирай одного. Смотри. Давайте нападайте.
Двое молодцев обрушились на воеводу, который, быстро сделав несколько шагов в сторону, стремительно оказался сбоку от одного из них и плашмя ударил того по спине.
– Первый сражён, а со вторым я уж после разберусь.
Святополк отдышался, а после убрал свой клинок в ножны.
– Ляшко, пойдём в шатёр.
Ляшко сделал знак воинам, и те, тоже убрав мечи и быстро поклонившись князю и воеводе, удалились.
– Печенеги стали лагерем чуть поодаль от нас, за озером, – сказал воевода Ляшко, – мне это место не нравится. В случае, если новгородцы начнут переправу и бой, то мы не сможем прийти друг другу на помощь.
Мой человек в стане новгородцев метнул стрелу в указанном месте. Они готовятся к бою.
– Да знаю я об этом, – недовольно проговорил князь Святополк, – видел я, как они строят лодки и плоты. Хорошие лодки, сразу видно, что плотников среди них много. Куда больше, чем воинов.
– Княже, – обратился к Святополку воевода, – меня всё беспокоит тот новгородец, ну, которого мы словили и который ночью несколько недель назад ушёл. Как бы так не получилось, что провели меня.
Святополк усмехнулся и, войдя в шатёр, сел на свою постель.
– Да выброси ты его из головы, Ляшко. В стае новгородцев болезни и голод. Хоть боярин Талец и был подлым человеком, но голова у него работала хорошо. К весне у Ярослава не останется воинов, а мы даже мечи не обагрим кровью.
– Будет битва, княже, будет. Новгородцы – воины отчаянные, и у них численное преимущество. Я бы ещё не забывал о варягах!
– Ну, о них-то я всегда помнить буду. Тут вот боярин Елович приехал. Как простой воин. Говорит, раз он стар и не может воеводой мне служить,
