О том, что этот корнет был безнадежно влюблен в Татьяну, бывшую при нем сиделкой в госпитале, Максим не знал. Как и то, кто такая эта девица и что все так дергаются. Он вспомнил удивительную тишину в зале, когда пропел ей «Любимая». Но так и не понял, чего народ так отреагировал. Его, конечно, утром сегодня поздравляли с блестящим концертом, делая какие-то намеки. Но никто ничего ясного не сказал, полагая, видимо, что он и сам все прекрасно понимает.
То, что Татьяна была какой-то аристократкой, поручик уже понял. Слишком уж очевидно. Из-за простой селянки вряд ли кто-то бы так дергался. Но значения этому не придал. Мало ли блох на собаке? В этой привилегированной лечебнице, насколько он знал, сестер милосердия из простолюдинок почти и не было. Даже сама Императрица и ее старшие дочери повязки кому-то менять не брезговали.
На мгновение он подумал о том, что эта Таня могла бы быть второй дочерью Николая. Но, к сожалению, отметил, что просто не помнил, как выглядели дети последнего Императора. Ни одна из дочерей и сын. Да и странно было бы им вот так бегать. А где свита? Как им «хвост» заносить-то без целой плеяды помощников?
К слову сказать, Максим хоть и увлекался военно-исторической реконструкцией, но в доме Романовых, и особенно молодой его поросли, разбирался мало и плохо. Про детей Николая II он знал лишь то, что они были. Четверо дочерей и сын. И с трудом восстановил в памяти их старшинство с именами. Да чего уж там. Он и Императрицу-то помнил едва-едва, да и то в юности – по той фотографии, где она еще не замужняя Александра Федоровна, а юница Алиса Людвиговна.
В общем – посмотрел Максим мутным взглядом на корнета и тяжело вздохнул, не понимая, чего этому придурку от него нужно.
– Я требую удовлетворения! – наконец, прервав свои вздорные высказывания, произнес Малама.
– Вы вызываете на дуэль? – буднично переспросил поручик, зевнув.
– Да!
– Тогда место, время и оружие остаются за мной?
– Как вам будет угодно!
– Тогда здесь же, сейчас же на кулаках.
– Но… – попытался возразить улан, однако заткнулся, понимая, насколько нелепо будет звучать его возражение в контексте предыдущих высказываний.
– Максим Федорович, – включился один из секундантов. – Но как же так? Почему на кулаках?
– К сожалению, я же не подросток, обуреваемый эмоциями.
– Что?
– Сейчас война и того, кто победит в дуэли, – по головке не погладят. И я не желаю отвечать за психи Дмитрия Яковлевича. Вы предлагаете мне его убить и сесть в Петропавловскую крепость или в Орешек? Пустая затея. У него нет ни малейшего шанса ни в холодном оружии, ни в огнестрельном. Да и врукопашную тоже. Но махая кулаками, мы можем легко выставить все это как учебный, дружеский поединок, избавившись от совершенно неуместного преследования буквой закона. За тренировки ведь не наказывают. На мой взгляд – отличное решение. И нервы корнету успокоим, и вляпываться в грязную историю не станем.
– Так вы боитесь?! – воскликнул Малама.
– Вы дурак? – с жалостью глянув на него, спросил Максим. – С двумя десятками бойцов атаковать встречным боем дивизион германской кавалерии не испугался, а от вас в штаны наложил? Экое у вас самомнение, друг мой!
Корнет вспыхнул. Но не нашел что ответить. Попыхтел с минуту и воскликнул:
– Деремся!
Максим с довольным видом кивнул. Встал и неспешно снял с себя халат и нижнюю рубаху. А на вопросительный взгляд Дмитрия ответил:
– Одежда стесняет движения. Легких, просторных шелковых рубах у нас нет. Так что лучше драться с обнаженным торсом, чем в этом тряпье.
Малама несколько секунд осмыслял сказанное и последовал за поручиком. Это было уже вторым успехом Максима в поединке. Сначала он сломал стандартный сценарий, по которому хотел действовать улан и поставил его в неловкое положение. А теперь вогнал в еще большее смущение. Ведь на фоне хорошо развитого и прокачанного торса поручика корнет выглядел откровенно жалко. Секунданты тоже скисли, оценив перспективу такой дуэли. Да какой там дуэли? Простого избиения.
– Что здесь происходит?! – пронзительно воскликнула Татьяна, прибежавшая с главврачом и десятком прочих людей. В этом деле она даже опередила Гедройц, успевшую только рот открыть перед криком.
– Дружеский поединок, – невозмутимо ответил Максим с самым невинным выражением на лице. – Мы с Дмитрием Яковлевичем дискутировали о наследии Блаженного Августина. И, утомившись, решили немного размяться. Кровь разогнать. Он сказывал, что большой ценитель английского бокса. Вот меня любопытство и разобрало, а господин корнет согласился помочь.
– Святого Августина, значит? – холодно произнесла Татьяна, прищурившись.
– О да! Совершенно каверзная вещь. Не читайте до обеда его посланий.
– И Александра Дюма тоже не читать? – так же холодно поинтересовалась Татьяна.
– Разумеется, – кивнул Максим. – Но только до обеда.
– Это правда? – жестким, не терпящим возражения голосом поинтересовалась Вера Игнатьевна у Маламы.
– Да-а-а… – неуверенно ответил тот, будучи совершенно сконфуженным и смущенным.
– Как врач, я запрещаю вам такие упражнения, – сурово произнесла она.
– Вы хотите, чтобы мы упражнялись там, где вы не видите? – усмехнулся Максим. – Не любите контролировать ситуацию?
– Проклятье! – невольно сорвалось с ее губ.
– Вера Игнатьевна, – поинтересовался крепкий санитар в возрасте. – Нам отвести их на процедуры?
– Нет, – после недолгого раздумья. – Пусть упражняются.
– Что?! – воскликнула Татьяна. Но Вера Игнатьевна, казалось, ее даже не заметила.
Максим благодарно кивнул врачу и немного размявшись, предложил сконфуженному Маламе начать. Бить его сейчас и при дамах было бы глупо. Выставить слабаком и дураком? Может быть. Во всяком случае, поручик решил поиграть.
Встал в правильную стойку, насколько это позволяли раненая нога и руки, и пригласил корнета атаковать. У того ведь пострадавшей была только нога. Тоже левая. Но это давало некоторое формальное преимущество.
Дмитрий Яковлевич принял привычную для тех лет стойку по нормам классического английского бокса. Одна рука сильно вынесена вперед, вторая чуть-чуть. И обе развернуты тыльной стороной к противнику. Достаточно безопасно для рук… и для оппонента, так как максимум чем такая стойка может угрожать, в сочетании с аутентичной техникой, это разбитый нос или синяк под глазом.
Начали.
Малама атаковал. Неловко. Явно даже этой архаичной техникой пользоваться не умел. Максим легко и непринужденно парировал его удары. Тот психанул и постарался ударить с большим замахом. Точно нижнему чину намеревался челюсть выбить.
– Дмитрий Яковлевич, что вы так руками машете? Чай, не селянин, а тут не стенка на стенку.
Малама захлебнулся от эмоций. Его, гвардейского корнета, сравнили с простым крестьянином. Максим же продолжал:
– Если хотите бить сильно – бейте всем телом. Вот так. – Он сделал подшаг, скривившись от боли в раненой ноге, и от души влепил кулаком с разворота. Но не по противнику, а рядом. Тот выпучив глаза отскочил, ощутив силу, с которой его только что практически ударили.
– Но
